Наступивший день начался со лжи.
– Да что ты, Леночка, что ты! Он только вот час назад звонил из Таллинна… – Денис приглашающе махнул Виноградову, ловко придавил пальцем кнопку телефонной трубки, отключаясь от собеседницы, и пояснил:
– Жена шефа… Уже достала!
После чего вернулся к прерванному разговору:
– Да нет! Не накручивай ты сама себя! Первый раз, что ли?.. Да я сам к тебе на Юго-Запад прозвониться не могу по полчаса!.. Ну что ты все – интуиция, сердце! Смотри, накаркаешь… Хорошо! Понял я, понял! Если позвонит – передам… И охране оставлю информацию… Все! Пока!
– Но она же не дура, – уже почти спокойно прокомментировал услышанное Виноградовым Денис. – Бабы – они чуют всё, как кошки…
– Ничего?
– Абсолютно… Просто сумасшедший дом: все разыскивают Маренича, всем он нужен… Мейеры телефон оборвали, завтра шведы… За кредит по бензину надо рассчитываться. Да вообще куча всего!
– А что сделано?
– Ты меня спрашиваешь?
– Ладно-ладно… Сам уточню. Извини.
– A-а… Ерунда! Знаешь, хорошо бы… Может, шеф сейчас загудел у какой-нибудь суки драной, блин, кувыркается там с ней… Болт на все забил! А мы суетимся?
– Это уже было. «Шведская спичка», рассказ такой – не читал?
– Не помню…
– Классика. То ли Чехов, то ли еще кто-то… Да не в этом дело.
– А в чем? – вздохнул Зайченко.
– Мы же это тоже отрабатываем. Но вряд ли тут то, о чем ты говоришь. Ты сам его лучше знаешь… Похоже на Виктора?
– Нет.
– Вот и я думаю… Кожин здесь?
– Здесь! – оживился Денис. – Все – как ты просил…
– Да ну?
– Точно! Прямо с поезда – сюда. В офис. Сидит один в комнате… Мать честная!
– Что такое?
– Уже десять? Ты прямо сейчас к нему?
– He-а… Пусть еще «погреется».
– А можно я… поприсутствую? А? – В глазах Зайченко забегали злые искорки. – Ты уверен, что он расколется?
– Посмотрим, – пожал плечами Виноградов. – Попробуем… А насчет тебя – нет! Я, знаешь, и секса группового не любитель, а тут…
– Ладно. Не спорю… А то Корзун все в бой рвался – вывести в лес, яму выкопать!
– Это грубо. И, как говорили в одной книжке, «не по-европейски». Тем более что при таком раскладе я, например, признался бы даже в изнасиловании шиловского попугая… Толку. Как он ведет себя?
– Ну – как… Поесть попросил, пару раз в сортир рвался… Все меня или шефа хочет увидеть. Но «быки» – строго по инструкции, никаких разговоров!
– Пишет?
– Да чего-то там такое…
– Ничего, пусть пока старается! В туалете-то за ним смотрели?
Денис злорадно улыбнулся:
– А они его не пустили. Чтоб терпел – привыкал!
– Мудаки! – побелел Виноградов. – Ублюдки! На хрен! И «быки» эти долбаные, и ты сам! Тебя кто этому учил? Я? Профессор?
– Са-аныч!
– Я тебе что говорил, а? Что? – Капитан был настолько взбешен, что Зайченко на миг пожалел, что охранники далеко и не услышат, если вдруг…
– Ты успокойся, Саныч!
– Я тебя, сука, чему учил? Если человек – говно, накажи его! Разори! Убей, в конце концов! Но не унижай! Не у-ни-жай, понял?
– Я понял, Володя… Понял!
– Пошел ты…
Виноградов подхватил сумку и вышел, громко хлопнув дверью.
…Кожин стремительно поднялся навстречу Владимиру Александровичу:
– А где Виктор?
– Иди… Отлей! – Борис Иванович не решился подать капитану руку, поэтому Виноградов, не глядя на него, обошел стол и уселся спиной к окну. – Я приказал – там пустят.
Глядя в спину измученного ожиданием коммерсанта, Виноградов досадливо поморщился – игра получалась грязная. Не по-джентльменски. Существовали вещи, которые он не позволял себе даже в щенячий период милицейской карьеры, а уж тем более после всего… Пропадал азарт охотника, кураж – ему теперь было просто жалко этого несчастного, запуганного и униженного мужика, что, безусловно, мешало работе.
В принципе, на оперативном жаргоне это называлось «подогрев» – подозреваемого приглашали в отделение, мурыжили час, два, три в коридоре, не объясняя причины и отделываясь поначалу вежливыми, а затем все более резкими репликами, иногда подсаживали кого-нибудь из своих. Мимо проводили скованных наручниками бандитов, носили коробки и ящики с конфискатом, – и когда бедняга, перебрав в уме все свои мыслимые и немыслимые прегрешения, осознавал собственное ничтожество по сравнению с колоссальным аппаратом государственного подавления, холодным, равнодушным и беспощадным, вот тогда за него и принимались всерьез.
Срабатывал этот старый как мир милицейский прием отнюдь не всегда – человек искушенный, прошедший, скажем, тюремные «университеты», на такую дешевку не ловился, но…