Маргарита Хемлин
Прощание еврейки
Опубликовано в журнале:
Об авторе | Маргарита Хемлин родилась в городе Чернигове на Украине. В 1985 году окончила Литературный институт им. Горького. Работает на Первом канале телевидения.
Третья мировая
В 1969 году вся страна готовилась к столетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Собственно, до юбилея оставался еще год, но успеть предстояло много чего.
У Баси Соломоновны Мееровской были собственные соображения по поводу надвигавшегося юбилея. Она пребывала в уверенности, что в 1970 году, утром 22 апреля, начнется Третья мировая война.
Сидя за швейной машинкой “Зингер” и “комбинируя” очередное платье для внучек-толстушек, которые ни в один детский советский размер не влезали, Бася Соломоновна напевала:
- Майнэ страдание знает один только Бог.
Бася Соломоновна выходила во двор и беседовала с соседками. Слушали ее всегда внимательно, потому что Бася Соломоновна считалась умной.
- Ну и вот, ОНИ же обязательно приурочат к столетию, - делилась своими подозрениями Бася Соломоновна. - Потому что это должно быть неожиданно. У людей праздник такой, день рождения вождя, в Москве все отмечать будут, тут они и ударят.
Они - значит, естественно, американцы.
Соседки интересовались:
- Бомбу сбросят или как?
- По-разному. Где бомбу, а где не бомбу. Ой, вэйзмир…
- Да… Мы-то пожили. А внуки… Господи, Господи…
Погоревав несколько минут, разговор сворачивал в другое русло:
- А вы сколько сахару в сливу ложите?
Бася Соломоновна подробно отвечала. Потом объясняла, как нужно делать компресс, сколько водки лить, и что бумага должна быть пергаментная, чтобы не протекала.
Соседки с бумагой соглашались, а насчет водки сомневались - купят бутылку для компресса, обязательно муж или сын вылакают. Так нельзя ли чего придумать, чтобы вместо водки.
Бася Соломоновна отвечала, что можно и без водки. И даже лучше - картошечку в мундире сварить и так, в мундире же, размять.
Соседки кивали: Бася Соломоновна - золотая голова.
Поговорив таким манером, Бася Соломоновна шла домой и снова садилась за машинку.
Возвратилась дочь Вера - инструктор лечебной физкультуры.
Явился с работы зять Миша - непьющий прораб, потому что еврей.
Накрывая на стол, Бася Соломоновна принялась за свою тему:
- Миша, что говорят насчет столетия?
- Все хорошо, Бася Соломоновна. Готовимся. 102 процента. Центральный кинотеатр достроим. В районах клубы доведем. Успеем. Я вот придумал, чтобы потолок в кинотеатре обклеить картонными поддончиками из-под яиц. Ну, покрасить, конечно. В голубой цвет, к примеру. Начальству рассказал. Приняли идею.
Бася Соломоновна обрадовалась:
- Сам придумал? Молодец, Миша. И премию выпишут?
- Не знаю.
Бася Соломоновна на мгновение задержала разливную ложку над супницей, и, осторожно ставя полную тарелку с борщом напротив зятя, добавила:
- Кушай, Миша. У тебя работа нервная.
Потом налила борщ дочери, потом внучкам-толстушкам.
Потом - половинку тарелки себе.
За чаем, когда внучки, убедившись, что ничего мучного и сладкого больше не предвидится, выползли из-за стола, Бася Соломоновна возвратилась к главному:
- Миша, положение серьезное. Скоро война.
Миша, с шумом размешивавший сахар в чашке, выразительно посмотрел на Веру.
Вера натренированно перевела стрелки:
- Мама, Миша устал. Сейчас он пойдет отдыхать, газеты почитает. Потом поговорите…
Бася Соломоновна поджала губы. С дочерью о текущем моменте она говорить не собиралась, и дочь это знала. Значит, нужно переждать час-полтора, пока Миша прочтет газеты, и затем наконец обсудить проблему.
Однако Миша заснул с газетой. Разговора не получилось.
Приехали родственники из Киева - брат Баси Соломоновны Оврам Погребинский и его жена Люся. С Оврамом на эти темы говорить было бесполезно - он мог рассуждать только про футбол, а с Люсей стоило попытаться.
Люся - курящая одну папиросу за другой фронтовичка, донская казачка, похожая на еврейку больше, чем Бася Соломоновна, выслушала со вниманием и попросила “не волновать Абрашечку, потому что у него диабет, как ты знаешь, Бася”.
Люся за словом в карман не лезла (этим-то она и покорила, как утверждала Бася Соломоновна, Оврама Соломоновича на фронте, где они и познакомились. У Оврама Соломоновича жена и четверо детей погибли в оккупации, у Люси ребенок умер еще до войны, так что все одно к одному) и набросилась на американцев:
- Ну ты подумай, Бася, они же во Вьетнаме что делают… Так то Вьетнам! Там же люди неграмотные, бедные, затурканные. А у нас! И что ж, мерзавцы, начнут войну против Советского Союза? Знаешь, если даже они бомбу сбросят, у нас тоже бомба найдется! Так что тогда уж - ни нас, ни их! Чтобы знали, гады ползучие! Куклуксклановские морды! Недобитые! - смачно добавила Люся последнее слово.
Бася Соломоновна согласилась - да, тогда уж ни нас, ни их.
Бася Соломоновна не сомневалась, что Людмила Ивановна поделится соображениями по поводу Третьей мировой с киевской общественностью. Бася Соломоновна жалела только, что на нее, Басю Соломоновну, Люся ссылаться не станет. Люся была хоть и хорошая женщина, но немного завистливая насчет чужого ума.
Через некоторое время из Киева приехал Мишин старший брат Вова, демобилизованный в чине капитана в 1949 году и с тех пор работавший по снабжению на военном заводе.
Приезд Вовы явился неожиданностью. Потому что с Мишей они почти не общались.
И вот Вова без звонка приехал в Чернигов к Мише и позвал его прогуляться. Это после обеда, за которым не было сказано ни слова.
Миша гулял минут сорок, а когда вернулся, то сказал, что Вова уехал и попрощаться не зашел, так как опаздывал на автовокзал.
Весь вечер Миша молчал.
В доме было тихо, как перед бурей.
Наконец Миша пригласил Басю Соломоновну пройти на кухню.
Состоялся следующий разговор.
Миша: “Бася Соломоновна, вы знаете, как я вас уважаю”.
Бася Соломоновна: “Да, Миша, я это всегда знаю”.
Миша: “Бася Соломоновна, Вова рассказал мне, что вы распускаете слухи, за которые по головке не погладят”.
Бася Соломоновна: “Какие слухи, Мишенька? Вейзмир! Что Вова тебе наговорил?”.
Миша: “А такие слухи, Бася Соломоновна, что в год столетия Ленина американцы начнут войну и сбросят на нас на всех бомбу”.
Бася Соломоновна: “Вейзмир, Мишенька! Я Вове такого никогда не говорила! Я же с ним и при тебе не разговариваю, а без тебя мне и в голову не взбредет ему хоть слово сказать! Ведь все на твоих глазах!”.
Миша: “Бася Соломоновна, вы это Люсе говорили? Про войну?”.
Бася Соломоновна: “Ну, говорила…”.
Миша: “Бася Соломоновна, вы Людмилу Ивановну хорошо знаете?”.
Бася Соломоновна: “Хорошо знаю”.
Миша: “Так зачем же вы ей такие вещи передаете? Вова говорит, что она по всему Киеву рассказывает про то, что с Третьей мировой - дело решенное, и что у нее точные сведения. А Вова на оборонном заводе работает… И должность у него такая, что он со всякими тайнами военными связан. Да мало ли что… Вы же знаете, Люся не остановится. Она куда надо письмо настрочит, чтоб меры приняли насчет войны. А с Вовы спросить могут. На него же сразу подумают, что он военную тайну Люсе разболтал. Как же так вы, Бася Соломоновна, безответственно поступаете? А от Вовы и ко мне ниточку протянут, вы же знаете, как это делается”.
Бася Соломоновна оцепенела. Ужас объял ее. Она разрыдалась. И, сморкаясь в край коричневой, послевоенной (Второй мировой) кофты, запричитала: