Уже на третий день, в знак особого доверия, Влада приспособили ходить за обедом в туберкулезную больницу напротив. Ее старинные корпуса с памятником Достоевскому в палисаднике возвышались за изгородью психприемника, окруженные царственными кленами, затеняющими запущенный больничный парк. По дороге он часто встречал разного возраста ребятишек в инвалидных колясках и на костылях, неловких птенцов с не по-детски печальными глазами, но знать бы ему тогда, что среди них уже обитал в те поры и его будущий дружок по театральным и киношным мытарствам — Саня Кузнецов, бодрое дитя самолюбия и жизнестойкости. Но близок, близок час, Саня, час встречи и горького расставания потом!
На прощанье Янушевский не забыл-таки, сдержал слово, Влада слегка приодели, не поскупясь на вполне крепкие солдатские бутсы и трехдневный паек, отвезли на Казанский вокзал и отправили в сторону Сталинграда, с официальным направлением в кармане.
Прощай, Москва, снова прощай, до скорого, сравнительно скорого, свидания!
Облик Сталинграда с тех пор, как Влад в войну побывал здесь, довольно заметно изменился. Центр города был уже почти отстроен, хотя здание вокзала оставалось тем же — тесным и деревянным. Поезд прибыл рано утром и поэтому Владу пришлось несколько часов промаяться в битком набитом зале ожидания. Сколько он себя помнил, всегда, на всех виденных им вокзалах России, даже самых крохотных, толкался, гомонил в томлении и полусне разномастный народ. Куда только несло этих оголтелых, с потерянными глазами людей, какая жажда заставляла их покидать свой дом и устремляться Бог знает куда и Бог знает зачем? Будто кто-то заронил им в душу вечного червя сомнения: вдруг, мол, в другом месте лучше, а меня там нету? Как бы он хотел оказаться сейчас на месте большинства из них: иметь кров над головой, ежедневный кусок хлеба, хоть какую-то, пусть самую черную работу! Сокольники, Сокольники, сквозь ваш тополиный пух ему еще идти и идти по земле, в слепой надежде вернуться! Но пока что будущее его ускользало, как говорится, во мраке, а ближайший день не сулил ничего хорошего. Три сбоку — ваших нет.
Задолго до девяти Влад петлял вокруг областного управления милиции, зато потом, в паспортном столе, оказался первым на очереди. Маленький, похожий на подростка, майор повертел в юрких пальцах его направление и, сложив бумажку вдвое, вернул Владу:
— Ищи работу, пропишу. Все. Следующий!
Нет, Влад не мог позволить себе роскоши пуститься по этому заколдованному кругу: сначала работа, потом прописка, сначала прописка, потом работа, у него не было для этого средств и времени. Единственное, что он мог, так это с первым же поездом махнуть дальше, на юг, где ему было бы намного легче пережить зиму. Но, чтобы одолеть предстоящий путь, Владу нужен был небольшой запас хлеба или сухарей. На нем давным-давно не осталось ничего, что имело бы хоть какую-то продажную и меновую ценность. И все же, скорее по старой бродяжьей привычке — авось что-нибудь да свалится с неба! — чем всерьез, Влад поплелся на городскую толкучку.
О горькое колдовство российских базаров тех лет! Преобладающий цвет — цвет шинелей и телогреек, а остальное — рвань пополам с несчастьем: нищие, старики, инвалиды с жалким товаром, вроде штопаных кальсон или пары опорок в руках. Здесь продавалось и обменивалось все — от гнутых гвоздей до рисованых ковриков включительно. Азартная атмосфера барахолки подхлестывала инициативу, и вскоре Влад уже тряс перед собой снятой с себя исподней рубахой. К сожалению, предложение такого рода тут явно превышало спрос: целый день он протолкался со своей тряпкой, но покупателя на нее так и не нашлось. Он было вконец отчаялся, когда, где-то под самый вечер, заметил в редеющем ряду барахольщиков приземистого старичка, сивая бороденка клинышком на жестяном лице. Сидя на корточках перед куском брезента, поверх которого был разложен его нехитрый ассортимент, рыболовные крючки-самоделки, связка ключей неизвестно к каким замкам, проволочные оправы для очков, старичок время от времени взыскующе поглядывал в сторону Влада, скорее даже не на него, а ему на ноги. Они еще долго приглядывались друг к другу, слабеющий зверь и терпеливый охотник. Влад не выдержал первым и нерешительно подошел:
— Бери, отец, недорого отдам.
Жестяной лик старичка пошел гармошкой:
— Куда она мне, залетный! Своих два комода, хоть даром раздавай али с придачей. Вот штиблеты твои мне подойдут, купить не куплю, грошей нету, а сменку дам барскую, подшитые валенки, считай, не ношеные совсем, довоенной работы товар.
Бутсы, подаренные ему в психприемнике, были для него гарантией благополучной дороги, знаком его кредитоспособности, залогом его будущего. «Только не это, — тоскующе протестовал он, — только не это!» Но вслух сказал: