Папа! Бабушка! Дедушка! Скорее сюда, ко мне, вы только посмотрите, что я вижу!” Разумеется, вся компания тут же устремилась на детский зов, доносившийся со стороны глубокого оврага. Едва они достигли цели, перед ними открылась картина, как пишут теперь в газетах, достойная кисти художника: внизу, на самом дне оврага, сидел на корточках старый седой черт и, зажав между ногтями большого и указательного пальца человеческий волосок, пытался двумя другими его распрямить. Но после очередной попытки тот лишь вновь скручивался, не оставляя бедолаге никакой надежды на успех. Из этой побасенки, родной мой, не трудно вывести элементарную мораль: если вам женщина даст работу, то на всю жизнь!
И как в воду глядел.
Вокруг Москвы полыхали леса. Синий дым сплошной кисеей стелился над городскими крышами, проникал во все щели и отверстия, забивал легкие, выедал глаза, не унимаясь ни днем ни ночью. Держалась только середина лета, а проржавевшая от зноя листва уже шуршала по асфальту тротуаров и мостовых, с хрустом крошилась под ногами, чтобы при первом же дуновении ветра обратиться в бесцветную пыль. Но ветра не было, и оттого раскаленное удушье день ото дня становилось все более нестерпимым. Шумел, гудел пожар московский.
Все живое в поисках спасения растекалось во все стороны, прочь из столичного пекла в тихие заводи уцелевшего от горючей стихии Подмосковья. Город безлюдел на глазах, а еще теплившаяся в нем жизнь предпочитала углы поукромней и попрохладнее. Казалось бы, в такую пору даже мухи спешат отправиться в отпуск без содержания, лишь бы не летать, не дышать, не двигаться. Но Система, в паутине которой существовали страна и ее обитатели, функционировала в любое время года и при любой погоде. У Системы не числилось ни выходных, ни праздников, ни перерывов на обед. Система была на страже.
Однажды включив Влада в поле своего зрения, она, эта Система, уже не спускала с него глаз и, после брезгливого изучения, как-то поутру призывно просигналила ему официальной повесточкой из Московского отделения Союза писателей: