Феликс не разделял его восторгов. Он ругал птенцов за писк, за вонь, за веточки на ковре. Ругал Сумерку за мозоль, которую она натерла на запястье Лисандра, принимая его за насест. Особенно не рад он был тому, как быстро растут соколята. Он моргнуть не успеет, как они уже станут размером с взрослого сокола. Это наводило Феликса на невыносимые мысли. Лисандр тоже рос и менялся так быстро: стал весь нескладным и ершистым. Он с радостью обходился без слуги и не хотел, чтобы его охраняли. Исполин-рулевой старался, как мог, уменьшиться, следил за ним издали, хотя будь его воля, вечно остался бы наседкой.
Чтобы ускорить изгнание птенцов, Феликс решил объединиться с заклятым врагом Сумерки: с голубеводом, который терпеть не мог хищных птиц и каждый день боялся, что его голубятня станет местом кровавой трагедии. Феликс подбил его попросить королевской аудиенции и пожаловаться на выводок. Голубевод с таким усердием готовил речь, что даже не спал накануне. Однако все без толку: Тибо в ответ только пожал плечами.
6
Король так же пожал плечами, выслушав поутру посла из Сириеза, который прибыл склонять Краеугольный Камень к исключительному союзу. Утомленный Тибо в ответ пообещал распорядиться на кухне, чтобы его покормили завтраком. Он уже устал и от протоколов, и от политики. Разговорам он предпочитал ветер. Скипетр приковывал его к трону, от мантии намокала рубашка, но аудиенции выжимали его досуха. Избавившись от посла, он поспешил укрыться под осыпавшейся фреской. Наконец не будет никого, разве только рука Эмы.
Его ждало разочарование. У дверей кабинета дожидалась непредвиденная посетительница. Седой шиньон, могучий бюст, – посетительница была трактирщицей и не привыкла ходить вокруг да около. Желая поговорить с королем, она приехала лично, без предупреждений. За ее спиной Гийом делал извиняющиеся жесты: это была его тетя, и славилась она тем, что никто не мог ей отказать. За ним Манфред раздраженно раздувал ноздри. Тибо смирился.
– Проходите, сударыня. С кем имею честь? – осведомился он, указывая ей на кресло.
– Маргаритка Луговая, ваше величество.
Тибо не смог сдержать смешка.
– Простите. Я не ослышался?
– Зовите меня Марго, ваше величество, премного благодарна.
– Если настаиваете.
Тибо сделал особое движение рукой, и Манфред тотчас его понял, поскольку последнее время они общались больше знаками: чай, печенье и – главное – больше никаких посетителей. Камердинер поклонился и бесшумно исчез.
– Да уж, ваше величество. В вашем кабинете весь мой трактир поместится…
Все в комнате восхищало Марго. По торжественному случаю она оделась в королевские тона и, кружась на месте, чтобы ничего не упустить, почти сливалась со стенами. Наконец, совершенно потрясенная, она добралась до кресла, на которое продолжал ей указывать король.
– Но я здесь не ради антуража, ваше августейшество, – сказала она, тяжело опустившись на сиденье. – Я должна сказать вам нечто такое, что ждать не может. Отчего я сама не своя.
Она глянула искоса на Гийома, который остался стоять чуть поодаль. Она воспользовалась племянником, чтобы добраться до короля, но не знала, стоит ли говорить при нем.
– Продолжайте, – ободрил ее Тибо.
– В общем, сир, речь об Ирме. Ирме Доброй, великой пианистке, моей лучшей подруге и вашей советнице. Она бы и сама приехала поговорить с вами, но поездки плохо сказываются на ее здоровье, и потому вот, сир, я перед вами, во плоти. В самой что ни на есть.
Она сняла пурпурные перчатки и щелкнула ими по ладони.
– Ирма. Ее за эту неделю трижды ограбили.
Она повторила, щелкая перчатками при каждом слове, чтобы их подчеркнуть:
– Три раза ограбили.
Тут она вдруг заметила волосы Тибо.
– Святые небеса, дражайший сир, вы же весь седой! Как такое возможно? Прошлый год, в нашем здании суда, вы были светло-русый, а сегодня – белый! Белый как снег! Возможно ли?
– Возможно.
Трактирщица, лишившись дара речи, шевелила губами как рыба.
– У моего цирюльника была похожая реакция, – успокоил ее Тибо. – Так о чем мы? Ирма?
– Сир… Да. Ирма. На прошлой неделе из ее дома пропали вещи. Она заметила не сразу. Само собой, зрячему бы сразу бросилось в глаза, но слепой – нет. Ничего важного или ценного не пропало: так, музыкальная шкатулка, ноты, метроном. Но все-таки. Кто-то побывал в ее доме. Как именно? Неизвестно. Следов взлома нет, дверь заперта и так далее. Уже само по себе странно, не так ли, сир?