– Тибо!
Несмотря грохот в ушах, он готов был поклясться, что слышал свое имя.
– ТИБО! ТИБО!
Он положил камень, который держал в руке. Только двое во всем свете могли звать его так: Гийом и Жакар. Он поднялся.
– ТИБО! СКАЖИ ИМ, ЧТОБЫ ПУСТИЛИ МЕНЯ!
Он узнал характерный голос Гийома. Капитан отыскал пещеру – удивительно. Ушел с собственной свадьбы – невозможно. Что ему все-таки надо? По крайней мере, Тибо выяснит это начистоту. Он поднял завесу плюща и увидел, что капитан отбивается от Овида с Симоном. Приказ был никого не впускать, поэтому они держали Гийома за золоченые звезды. Чуть поодаль конь, весь в пене, щипал траву.
– Отпустите его.
Гийом не стал оправлять китель. Он кинулся к Тибо, который инстинктивно обнажил кинжал.
– Лисандр, Эма – там?
– Конечно, а ты как хотел? Чтобы они в туннеле утонули? Ну а сам-то ты что здесь делаешь? Как же брачная ночь?
– Тибо, уходи немедленно. Они знают, где вы.
– И кто же им сказал, а, Гийом? Кто придумал открыть речные шлюзы? Никто больше не знает вход в туннель.
Капитан отступил на шаг. Он не понимал ни странных обвинений Тибо, ни наставленного на него кинжала. Ему было проще поверить, что дважды два – пять.
– Капитан ни при чем, сир, – раздался бас из-за его спины.
– Ты-то чего вмешиваешься, Овид?
– Шлюзы не капитан открыл, сир. Кое-кто еще знал про туннель, про походные вещи и все такое. Это из-за меня.
– Овид! Нет! Ты же обещал… – простонал Гийом, обернувшись.
– Кто именно? – перебил Тибо.
Баталер в панике не мог сладить с голосом. Гийом ответил за него:
– Бенуа.
– Бенуа? Вы серьезно?! Бенуа? Овид, это Бенуа?
Овид кивнул.
– Он заодно с Жакаром, – сказал Гийом, – и видел твой рисунок. Он в курсе про пещеру. И теперь точно знает, где вы. В бальной зале полно подсадных гостей. Они подготовились к нападению всерьез.
– Боже, Гийом…
Рука Тибо потянулась к подбородку, но так и застыла. Он почувствовал себя героем притчи, который, избегая встречи с предсказанной ему смертью, ускакал в далекий-далекий городок; снял комнату в трактире, и в ней-то смерть его и дожидалась, поскольку давно знала, что именно там у них назначено свидание.
– Симон, Овид, продолжайте охранять вход. Как только дам вам знак, заходите внутрь, к нам. Гийом, идем со мной.
Тибо провел капитана в глубь пещеры и принялся разбирать только что возведенную стену.
– Уходим! – крикнул он Эме с Лисандром по другую ее сторону. – Через задний ход.
– Это как? – спросил Гийом.
– Ныряем.
Эма с Лисандром стали тоже разбирать стену. Камни скатывались им на ноги.
– Нырять? Тибо, ты ведь не всерьез? – заволновался Гийом.
– Мы все равно уже мокрые.
– Но… а Лисандр?
– Возьму к себе на спину.
– Я умею плавать, – вмешался Лисандр.
– Ты умеешь плавать? – хором воскликнули Тибо и Гийом.
– Конечно. Просто боюсь. Я видел, как утонули мои родители, когда был маленьким.
У Тибо перехватило горло. Что знал он о Лисандре и его трагическом детстве? Но сейчас на чувства не было времени.
– Гийом, позови Овида с Симоном, они прыгнут с нами. Терять нельзя ни секунды.
Но даже доли секунды у них не осталось. Было слишком поздно. Когда капитан подошел ко входу в пещеру и раздвинул завесу плюща, он замер как вкопанный.
Сперва до него донесся рык. Ушло несколько секунд, чтобы понять: рычит Стикс, и еще несколько – чтобы разобрать, во что озлобленный пес так яростно вцепился. Лежавшей на земле грудой плоти был Овид. Изуродованная рука слабо дергалась, пытаясь вытащить бедро из окровавленной пасти Стикса. Симона топтал копытами жеребец. Детские глаза Симона успели взглянуть на Гийома, а затем закрылись навечно. От двух вернейших телохранителей осталось только жуткое месиво.
Над ними возвышался в седле Жакар. Его темное облачение сливалось со мраком ночи. Лицо исхудало, осунулось, руки посинели от холода. Щеки заросли густой бородой. Однако с лошади он спрыгнул ловко. Капитана он не видел, поскольку тот уже отступал в пещеру, держась у самой стены.
– Твой брат… – сказал Гийом тихо, наткнувшись на Тибо.
Тибо не стал отвечать. Он толкнул Гийома в тайное укрытие и скрылся следом за ним. Он поискал в полной темноте чью-нибудь руку, нашел ладонь Лисандра и передал ему королевский кинжал. Затем обнажил меч.