Подумав о сверхтонком обонянии парфюмера, Тибо почувствовал себя лучше. Он выпрямился на стуле, внезапно приободрившись.
– Гийом, твой ум меня поражает! Этой ночью парфюмер должен спать во дворце. Как известно, запахи сильнее всего перед рассветом. Завтра утром он возьмется за работу.
Тибо вскочил и снова лихорадочно зашагал по комнате, продолжая размышлять вслух:
– Ему нужно комнату. Красивую комнату с прекрасной обстановкой, самую роскошную, и с видом на сад. Где Манфред?
Воодушевление, отчаяние, воодушевление – капитан смотрел с беспокойством, как его друг топчет карты подземных ходов. Хоть он и был моряком, такая качка эмоций его не радовала.
13
Мэтр Мерлин, парфюмер, никогда не покидал свою знаменитую лавку по доброй воле – исключением было лишь приглашение во дворец. Получив таковое от Тибо, он, довольный, поздравил себя и поспешил наполнить дорожный сундук образцами, пересыпав их лепестками роз.
Внешность у него была самая обыкновенная: роста ни высокого, ни низкого, зубы как у всех, подбородок невыраженный, губы тонкие, глаза заурядные. Однако впечатление он всегда оставлял незабываемое, вероятно оттого, что был отмечен печатью призвания. Природа одарила его редкостным обонянием, и он поставил его на службу увлекательнейшему искусству. Он любил жизнь в целом и свою в частности. И не знал ни сомнений, ни колебаний, ни душевных метаний. Его пребывание на земле целиком оправдывалось его миссией: развивать обоняние себе подобных. В конце концов, для ушей есть музыка, для глаз – живопись, для языка – кулинарное искусство. Посвятив себя носу, Мерлин выражал волю самой природы. Единственное обстоятельство омрачало жизнь: талант его сопровождался излишней чувствительностью. К примеру, зловонное дыхание могло на несколько дней приковать его к постели.
Не успел Мерлин выйти из кареты, как новость о его прибытии уже облетела весь двор. Он осыпал всех образцами духов и лепестками роз и направился в Тронную залу, где король, известный своими опозданиями, уже час как поджидал его. Тибо всегда старался заранее разузнать побольше о посетителях, а благодаря бесконечному красному ковру изучал их походку. Парфюмер ему сразу понравился: уверенный, но без высокомерия, утонченный, но без жеманства. После обычного вступления («Как идут дела в лавке, как семья, как вы сами, какое выдалось лето» и тому подобное) Тибо пообещал ему личную аудиенцию с королевой. Затем, решив, что парфюмер готов, он открыл ему причину приглашения.
Мысль стать ищейкой не слишком прельстила мастера.
– Как вы сказали, ваше величество?
– Знаю, мэтр Мерлин, такая затея может шокировать. Вам нужно подумать. Пока согласитесь лишь присоединиться ко мне в саду, перед рассветом. Что скажете?
В тот миг Мерлин ничего не сказал, но на следующий день перед рассветом его лакированные туфли ступали по садовой росе. Манфред поручил Бенуа заботиться о мастере, что тот, взбудораженный визитом знаменитости, бросился исполнять с удвоенной предупредительностью. Пели первые птицы, небо светлело как чай от лимона, и по теплу из кухни было ясно, что печи полны хлебов. Тибо поспешил навстречу Мерлину и провел его к развалинам Северного крыла.
– Доброе утро, ваше величество, – вежливо поклонился парфюмер. – Если позволите, сир, осмелюсь высказать соображение… Здесь слишком сильны ароматы булочной, запах хлеба все перекрывает.
Тибо, хоть и ничего не чувствовал, послал Симона караулить двери кухни, строго наказав, чтобы никто их не открывал. Но и без запаха хлеба рассвет пьянил. Для предстоящих изысканий Мерлин должен был умудриться не замечать лип, пруда, опавших листьев с грибами, кошачьей мочи, подгнивающих яблок, иными словами – весь сад.
Явив недюжинное смирение, он опустился на четвереньки и втянул запах того, что осталось от Северного крыла. Он перечислял себе под нос все, что различал: «вино, мыло, пепел, уголь». Он не только чуял в этих пропеченных зноем и омытых ливнями руинах неуловимое, но и разделял каждый запах на составляющие. «Сыр… козий… с зеленым луком…» Это было попросту невероятно. Он провел в подобных изысканиях уже немало времени, как вдруг резко отпрянул на месте бывшей комнаты Сидры.
– Ох! Какое испытание, сир! Какое испытание!
– Простите меня, мэтр Мерлин.
– Здесь кровь, ваше величество. Смерть. Животная смерть и человеческая кровь.
– Нам известно о случившемся здесь.
– Однако не могу сказать, что это меня успокоило, сир. Здесь нечто хуже крови… Здесь… Вы когда-нибудь чуяли человеческий страх?