Второе падение взбесило его, он стал биться с удвоенной силой. Но всякий раз, когда Жакар полагался на силу, вскрывалась его слабость: он начинал проигрывать в ловкости и тактике и слишком открывался. Усталость и боль давали о себе знать. С той минуты, когда они сошлись, прошло уже больше часа. Ветер трепал лоскуты их одежды, засыпал песком глаза и раны; толкал их вбок, заставлял мечи дрожать и успел задуть три факела. Лязг мечей тонул в грохоте волн, ночная тьма стирала все вокруг. Они видели лишь отсветы пламени на стали. И дрались с остервенением, набрасывались друг на друга, били ногами, а иногда в изнеможении сцеплялись в смертельных объятиях, смешав свои пот и кровь. Никогда еще они не были так близки.
Жакар отражал удары, бил в ответ, но уже не выходил из защитной стойки и держал меч только двумя руками. Из-за раны под коленом он не мог переносить вес как следует. Он предчувствовал неминуемое поражение и нервно сопел. Отразив очередной удар, он разозлился и предпринял отчаянный выпад. Меч Тибо был короче, и в прямых атаках он заведомо проигрывал: клинок Жакара вонзится ему в живот прежде, чем сам он оцарапает ему грудь. Потому Тибо стал вращать мечом, отражая каждый новый укол. Жакар теперь бил одинаково: прямо, упрямо, устало, почти по-детски. В конце концов Тибо подловил его, ударив снизу с неожиданной силой – не своей, как ему показалось. Прекрасный меч Жакара улетел ему за плечо. Пустая рука не веря еще продолжала какой-то миг держать невидимое оружие, но затем Жакар вытащил из-под плаща длинный нож.
«Плут», – подумал Тибо и обнажил кинжал. Видя, что ему предстоит биться с одним оружием против двух, Жакар взял в другую руку факел. Но тут случилось нечто странное, чего ни тот, ни другой не ждали: Когда Тибо скрестил меч с пламенем, клинок Пьера вспыхнул.
По лицу Жакара пробежал страх. Сложенные крылья, удар в лицо, внезапная обоерукость Тибо, бой почти вслепую и это необъяснимое лиловое пламя, – клинок был то ли благословлен, то ли одержим, то ли все вместе. Меч не был копией. Это был тот самый меч из легенд. На миг Жакар ослабил хватку, и Тибо поразил державшую факел руку. Факел упал, трава вспыхнула, разделив их стеной огня. Высвобождаясь, Жакар рванул руку так сильно, что отрезал себе указательный палец. Он задрожал и шагнул назад.
Жакар отступал осторожно, вскинув перед собой руки – одна окровавленная, четырехпалая, другая крепко держит нож. Тибо прыгнул через огонь и стал наступать, нацелив меч в сердце брата. Всю эту долгую битву он вел с холодным умом; но теперь его захлестнуло беспокойство. По непонятной ему самому причине он боялся, как бы Жакар не упал с обрыва. Он представлял, как тело его разобьется о скалы, как волны разорвут его и растворят в пене. Или представлял, как его собственный меч вспорет одежды Жакара, пройдет сквозь кожу, между ребер, до самого сердца. Король и человек, враг и брат больше не уживались в нем. Тибо следовал за мечом против воли.
Как ни странно, дилемма разрешилась сама собой. Тибо не пришлось выбирать. На самом краю обрыва, в шаге от неминуемого падения, Жакар споткнулся.
Он упал на бок, нога его свесилась в пропасть, ветер трепал одну полу плаща, вторая разметалась перед ним, а рука по-прежнему сжимала нож. Тибо не думая вонзил меч в ткань плаща, пригвоздив его к земле. Оба не понимали, что означал этот жест. Клинок, который легко мог убить принца, теперь держал его на последнем клочке твердой почвы. Король возвышался над ним во весь рост. Он мог завершить исторический поединок одним ударом ноги, но стоял неподвижно.
Жакар расхохотался. Он смеялся громко, как ребенок, обнажая длинные клыки. Затем медленно, не сводя с Тибо глаз, он отрезал ножом застежку плаща. Больше ничто его не держало. Он бросил нож в море и, перекатившись назад, упал.
Тибо хотел шагнуть к обрыву, но в тот же миг сзади раздался чудовищный стон. Он развернулся. Пес тянул морду к луне и выл. Невыносимые, душераздирающие стенания. Ветер все хлопал плащом его хозяина, пригвожденным к скале как огромный черный флаг. Тибо подошел и обрезал поводок, но Стикс сидел на месте и выл.
Король отер лоб оставшимися от рукава лохмотьями, вложил кинжал в ножны, затушил факелы и вытащил меч. Все тело болело. Он покинул мыс Забвения, оставив за спиной воющего Стикса, отрубленный палец и, как он полагал, самую мрачную страницу в истории королевства.