Выбрать главу

42

Бледный свет скользнул в зазор между гардин. Озарил хрустальную чернильницу, подсветил оплывший воск на свечах и шероховатости пергамента, ворохом устилавшего стол. Тибо был рад утру. Теперь ночные тени исчезнут, и он отыщет, как вывести всё на свет. Он, разумеется, не знал, что песни птиц, прохладная роса и подернутое розовым небо предваряют еще худший день, чем был вчера. В этот день, желая взять всё в свои руки, он сделает то, о чем будет жалеть всю оставшуюся ему жизнь.

Первым делом он послал за мировым судьей. Найти почтенного старца оказалось непросто, поскольку по понедельникам он, верный своей страсти к живописи, удалялся «причаститься рассветными красками». Все видели, что пишет он по-дилетантски, и потому свой мольберт он уносил как можно дальше от цивилизации. На сей раз его обнаружили на вершине мыса маяка, над самым обрывом. Морской ветер раскачивал мольберт как фок-мачту и трепал холст как нижний парус. Кисти пропитались солью и оставляли коросты на мазках, а палитру запорошило песком. Еще немного, и он изобрел бы абстрактную живопись – если бы его не прервали.

Тибо, пока ждал судью, написал советницам, извещая их о произошедших при дворце неприятностях и о том, что ссуда Инферналя поступила в казну. Эти сверхсекретные послания он доверил пятерым гонцам. А Эсме вместо того лишь послал за корнем марены для покраски новой формы стражников. Она догадалась, что это жалкое поручение – первый повод для обиды. Так что сразу направилась в кухню и пожаловалась на жизнь перед солидной горсткой свидетелей. И тут же вызвала к себе неприязнь: Марта забрала у нее из-под носа кусок пирога, Лисандр глянул сурово, Бенуа упрекнул в неблагодарности, а Феликс посоветовал возвращаться в свой жуткий чердак в Исском трактире.

Тибо также потребовал от Манфреда точный, поминутный отчет о том, что происходило перед укусом пчелы. Камердинер объяснил, что после антракта он созвал всех слуг в глубь зала, пока зрители возвращались на места. Затем у него возникла мысль («столь плачевная, ваше королевское величество») угостить чем-то и стражу. Бенуа направил первого попавшегося лакея к Феликсу.

– Кого именно?

– Сильвена Удачу, сир, личного лакея доктора Корбьера.

– Что ж, приведите его. Вы уже говорили с шоколадных дел мастером?

– Он думает подать в отставку, сир, его душит стыд.

– Не так скоро, Манфред. Королева в восторге от его шоколада. Пусть сперва даст мне провести расследование. А, вот и наш мировой судья. Доброе утро, ваша честь.

Представитель закона явился к королю в том, в чем его и нашли: в берете и широком фартуке с пышными нарукавниками, украшенными всеми оттенками его незаконченного творения. От кресла он отказался. Королевский кабинет напоминал ему о стольких трагедиях. Красные стены воскрешали в памяти отрезанный язык Амандины и окровавленное горло Блеза. Полуразрушенная фреска пророчила конец света. Несмотря на весь свой опыт, он больше не понимал, чем живет столь любимое им королевство. Собственный титул – мировой судья – вызывал у него недоумение. Мир – некогда столь ясное и однозначное слово, которое стоило лишь произнести – и оно воплощалось… Теперь виделось иллюзорным. Нет, он не станет садиться.

Выслушав рассказ об ограблении больницы, он сразу направился в порт, где жили Плутиш и Фуфелье. И вернулся к королю точно в девять часов, запыхавшись, уже в официальной мантии и с ореховой шкатулкой в руках. Тибо с Эмой изучали повестку зимнего Совета, склонившись над столом.

– Нам удалось вернуть лекарства, сир, госпожа. Вот они. – Он не без гордости указал на шкатулку. – Вы верно сделали, что предупредили меня в столь ранний час, мне удалось застать докторов Фуфелье и Плутиша еще в ночных рубашках…

– Тут я вас прерву, – перебил Тибо, – их следует звать господами Фуфелье и Плутишем, если я в настроении. В противном случае – папаша Фуфелье и папаша Плутиш.

– В каком же настроении его величество сейчас?

– В паршивом.

– О… понятно, сир. Итак, п… папаша Фуфелье и папаша Плутиш признали кражу аптечки из больницы. Всего трех вопросов оказалось довольно, чтобы на лбах у них выступил пот.

– Недоумки, что в воровстве, что в признании.

– Как скажете, сир. На самом деле они настаивают, что поскольку сами собирали аптечку для двора, она по праву принадлежит им. Они воспользовались концертом и забрали ее, чтобы заняться частной практикой. Должен заметить, сир, что закон никак их в этом не ограничивает. Вы вынудили их подать в отставку, однако они все еще имеют лицензию. Я не стал арестовывать их без вашего распоряжения, чтобы не вызвать скандала. Все зависит от ваших указаний.