Даниэл. Благодарю.
Катерина. Не благодари, пока не попробовал.
Даниэл отпивает глоток, лицо вытягивается
Твоей маме нравится. Помогает расслабиться.
Даниэл. Фу. По мне это невкусно. Какая может быть релаксация? (садится.)
И что ты будешь делать? На следующей неделе, когда она уже будет в Альпах?
Катерина. Другое шоу. Другая актриса. А может, вообще уйду из театра…
Даниэл. Так просто? И никаких эмоций?
Катерина. Зачем ты меня обижаешь?
Даниэл. А работу найти легко?
Катерина. Если ты костюмер Лидии Мартин, можешь выбирать. Ты — нарасхват. Всегда найдётся какая-нибудь «гранд-дама», которой нужна помощница на побегушках, готовая молча сносить оскорбления.
Даниэл. А я, дурак, думал, рабство у нас уничтожено.
Катерина. Да, но они забыли включить в список одевальщиц. Но, как ни странно, мне нравится. Заботиться о них, помогать. И счастлива, когда нужно, сказать пару-тройку слов одобрения или поддержки. Поверь, многие шоу не дожили бы до финала, если б костюмер не сказал нужные слова в нужное время. У нас всегда есть несколько комплиментов про запас… Если начнётся истерика. И я люблю, когда всё висит на волоске, быть на острие ножа. Когда всё вместе — сумасшествие, тревога, слёзы, конфликт… Тебе бы не хотелось быть частью подобного безумия?
Даниэл молча медленно поднимает руку к виску. Качает головой.
Не удивляйся, это в самом деле завлекательно. Лучше, чем любая пьеса. И ничего не повторяется…
Даниэл. Похоже, костюмерам после работы нужны годы лечения.
Катерина. Да, но кто из нас скопил нужную сумму?! Платят так мало. Хочешь шоколадку?
Даниэл (со смешком). Не рискну — вдруг застукают. (после паузы.) Уверен, ты ей нравишься.
Катерина. Мы симпатизируем друг другу.
Даниэл. Ей будет сильно не хватать тебя.
Катерина. Ты думаешь? Не уверена, что она даже вспомнит моё имя через годик-другой. Удивительно, как быстро они вычеркивают нас из памяти. Как только шоу закрывается.
…Я в самом деле привязалась к ней.
Даниэл. Весь мир любит её. Без памяти. До безумия. И все чего-то хотят.
Катерина. Нет, я не это имела в виду. Я в самом деле люблю её…
Пьют чай.
А как ты, Даниэл? Любишь её?
Даниэл. Из меня любовь выбили в детстве. Ей было на меня наплевать. Отец и то был лучше. Занимался со мной спортом, возил в парк аттракционов…
Катерина. А мать?
Даниэл. Что мать?! Репетиции, съёмки, спектакли… Кто её видел?
Катерина. Всё имеет свою цену. Чем то надо жертвовать ради успеха.
Даниэл. Вопрос лишь в том, сколько ты готов за него заплатить. И кем пожертвовать…
Катерина. Но у неё действительно не было времени. Зато у вас бывали лучшие люди эпохи — писатели, художники, режиссёры… Она рассказывала. Дарили тебе подарки… Игрались. Разговаривали. Это тоже часть воспитания. У меня такого не было.
Даниэл. Может оно и так. Но никто не может заменить родную мать — ни клоуны, не учёные. Даже великий выдумщик Сальватор Дали…
Катерина не отвечает. Она поправляет подушки на диване, раздвигает вешалки с костюмами на стойке, включает трансляцию. Чуть приглушено слышны звуки происходящего на сцене, голоса актёров.
Катерина. Скоро финал. Ты уверен, что не хочешь быть в зале. Она подготовила речь. Зрителям…
Даниэл. Но мы можем всё услышать здесь, правильно?
Катерина. Да, если я отрегулирую звук…
Катерина добивается нужного звучания громкоговорящей связи.
В этом момент слышатся громовые раскаты аплодисментов. Свет в гримёрной постепенно гаснет и освещает пространство, где играется «Вишнёвый сад».
Лидия склоняется в глубоком поклоне перед зрителями, сидящими в зале — лицом к нам. Её высвечивает широкий луч световой пушки.
Аудитория буквально неистовствует: оглушительные аплодисменты, крики «Браво!», отдельные одобрительные возгласы, скандирование её имени.
Лидия распрямляется, на лице выражение удовлетворения. Обводит взглядом зрительный зал — снизу до верху, из крыла в крыло. Разводит руки — как будто хочет обнять всех присутствующих, потом опять склоняется в поклоне.