«Лучше научи пользоваться этой самой способностью сопротивляться. Пока я ничего, кроме как отчаянно кровить носом, от нее не получила».
«Я не думаю, что с тобой еще хотя бы раз произойдет подобное. Я изучил возможности твоего организма — они соответствуют стандартным для лейнианца. С той лишь особенностью, что твое тело никогда не испытывало пагубного действия Солнца на клетки. А раз ты смогла дать отпор Диорну, то организм автоматически запомнил состояние, при котором от его воздействия срабатывает блок. Остальные члены совета обладают примерно такими же показателями, так что их больше можешь не бояться. Тебе стоит учиться самой воздействовать на остальных».
«Как это?»
«Нужен лейнианец не из совета. Из простых. И ты должна желать чего — то всем своим существом. Тогда твои интонации приобретут характерные для представителя совета оттенки, и более низкие по происхождению безоговорочно послушаются».
Не знаю, почему, но в этот момент я подумала о Преображенском.
«Не уверен, Лей, — с сомнением в голосе отозвался Май. — Что — то с ним не так…»
«Что именно? — спросила я. — Он незаконнорожденный сын одного из двенадцати глав ваших каст, а про сопротивляемость на самом деле притворялся?»
«Я бы сопоставил его геном с образцом для касты управленцев, но, честно говоря, не хочу подавать Диорну идею».
«Боишься?»
«Не хочу, чтобы Преображенского пока от тебя отдаляли. Как ни крути, но он по — своему о тебе заботится. И это не следствие приказа — это его собственное решение».
«Ты сейчас о том, что он сдал меня твоей отрицательной половине? — цинично улыбнулась я. — Или о том, что лечить предпочитает через постель?»
«Лей, — голос Мая зазвучал хмуро, — находясь внутри тебя и будучи способным воспринимать события сквозь призму твоего отношения, я могу понять степень овладевшего тобой отчаяния. Поэтому и говорю тебе: присмотрись к Преображенскому. Твоя мать могла что — то сделать с ним».
«Судя по тому, что я успела о ней разузнать, она могла создать чудовище в человеческой оболочке».
«Судя по тому, насколько я успел изучить деятельность Марии Лей, она с легкостью могла построить чужой геном таким образом, чтобы лейнианец стал обладать способностью к обучению. Способностью учиться быть человеком».
Последние слова Мая вкупе с моими собственными размышлениями и вовсе отбили всякую охоту говорить. Вернувшись после прогулки в квартиру Саша, я первым делом отправилась готовить Венику обед. Собак, будто чувствуя, что все внимание в ближайшее время будет отдано ему, последовал за мной и устроился под столом, изредка сверкая оттуда глазками — бусинками из — под длинных кустистых шерстяных бровей. А потом, облизываясь, наблюдал за тем, как тщательно я очищаю от костей рыбу. Когда же лакомство начало постепенно исчезать из миски, а я уселась по — турецки на пол рядом с Веней, на кухню зашел Преображенский, облокотившись на барную стойку. Я окинула его задумчивым взглядом с головы до ног. Слова стали закономерным продолжением мыслей.
— Саш, тебе не кажется, что сосуществование с объектом наблюдения в одном вещественном пространстве несколько смазывает результаты эксперимента? Разве не логичней было бы отправить меня домой и уже с расстояния присматривать?
На его лице не дрогнул ни единый мускул. Честно говоря, в тот момент я совершенно не представляла, о чем думает Преображенский. Так и не дождавшись ответа, я медленно поднялась с пола:
— Я отдохну немного. Спать хочется. До встречи.
Ответом были ненадолго прикрытые глаза, и я оставила Веника рядом с кадровиком, отправившись в спальню. Меня действительно начало укачивать, когда мы возвращались домой, и я посчитала такое состояние хорошим знаком для того, чтобы разобраться с будущим в фоновом режиме. Кровать с черно — белым бельем и маленькими вишневыми цветами с радостью приняла меня, и, устраиваясь лицом к окну, я подложила ладонь под щеку. Солнце светило приглушенно — я с утра оставила шторы не до конца распахнутыми, так что приятное затемнение комнаты играло на руку находящимся в раздрае чувствам.
Дверь не скрипела, но приход Преображенского я все равно почувствовала. Не стала противиться, когда он присел на место рядышком с моим животом. Отчего — то я знала, что и он сейчас смотрит на щелку, оставленную занавесками для небольшого участка света.