— Со временем ассимилируешься, — объяснила женщина. — И «своих» от чужих отличаешь уже без проблем.
Вопрос «ху из ху» особенно волновал меня в свете последних событий. И в связи с появлением папочки тоже. И прибытием на планету Лей. И…
— Ты его хотя бы любила? — спросила я, продолжая держать в руках пустую, но еще сохраняющую тепло чая чашку.
— Ты у меня спрашиваешь или на себя примеряешь? — кисло улыбнулась Мария. — Как тебе сказать… мне лет — то было восемнадцать — по земным меркам всего ничего. А он летчик — испытататель, пилот нового межзвездного корабля, способного доставить экспедицию ученых куда — нибудь к Проксиме Центавра, совершив при этом минимум усилий. Он героем был в свои тридцать, понимаешь? Сам вызвался проверять устойчивость новой обшивки звездного трейсера при приближении к Солнцу — провалялся потом полгода в целительском корпусе папы, где я имела возможность за ним наблюдать. У него был дух, который никто не мог сломить. Когда начали приходить журналисты, чтобы написать статью, он вел себя с ними сдержанно и вежливо, и в обзоре они написали, что Себастьян Дорн пышет здоровьем и готов к новым свершениям на благо народа. А я смотрела на него и видела странную искру в глазах, которая у нас возникает обычно от долгого взаимодействия с агрессивным Солнцем. В то время я просто увидела то, чего на самом деле в нем не было. Когда другие смотрели репортажи о его достижениях, я с жадностью рассматривала фигуру, мимику и жесты…впрочем, тебе должны быть известны поведенческие реакции на нравящихся мужчин. А потом мы официально встретились на конгрессе двенадцати, где он выступал с докладом об освоении новых звездных систем, я — о влиянии защитных атмосферных пленок на жизнь и здоровье лейнианцев.
— Ты тоже знаменита была? — я жадно вслушивалась в каждое ее слово.
— Невозможно носить фамилию Лей и при этом не прославиться — мой прадед на себе впервые испытал вакцину от СПИДа, попытавшись запустить иммунитет с нуля. Его памятник до сих пор украшает вход в Аллею Национальных Героев, Лей.
— Неудачно испытал? — догадалась я, ощущая, как бегут по коже мурашки.
— Его дело закончили дед с бабушкой, — пояснила Мария. — Так что у нас семья вся такая — без открытий не можем. Единственное, в силу своего темперамента и характера я много где успела засветиться — вот даже в Сашкиной Муни отметилась.
— А отца чем привлекла?
— Да мы прямо там, на конгрессе… — показалось, или щеки ее опалил недолгий румянец? — Он припомнил свою сиделку, выразил благодарность, предложил спуститься в кафе — к тому моменту мы уже свои доклады закончили. Потом напрямую сказал, что ждет, когда его невеста достигнет совершеннолетия, и через год они поженятся. В ту пору особого значения этот факт не представлял, но я знала: вступить в близкий контакт для него было не только вопросом эстетического удовольствия, но и морального удовлетворения, и повышения чувства собственного достоинства тоже. Поэтому он и предупредил заранее, прекрасно понимая, какой именно интерес я к нему испытываю.
— А ты? — спросила я, ощущая, почему — то, обиду за мать, которую отец не иначе как переходящим призом считал.
— Мне было все равно, — чистосердечно призналась Мария. — Целители долго не живут — слишком велика страсть к экспериментам. Опыт с Себастьяном Дорном я получила на столе в одной из лабораторий нижнего уровня…
— И все? Больше вы не виделись? — окончательно расстроилась я.
— А смысл, Лея? — удивилась Мария. — Двенадцать между собой не заводят отношений. Вот и мы разошлись, как в море корабли. Когда узнала о тебе, в запасе было еще месяца четыре, чтобы расправиться с первоочередными делами и побольше побыть рядом со своим почти родным мелким — Сашке в то время как раз пять лет исполнялось. А потом пришлось улетать — чтобы рожать тебя в нормальной человеческой обстановке.
— Не хочешь об этом говорить, — догадалась я.
— Да нет, — к моему удивлению, поморщилась женщина. — Просто тут еще один вопрос назревает, который в связи с раскрытием твоего инкогнито может поставить на повестку дня Себа.
— Себа? — переспросила я, побоявшись, что ослышалась.
Мария махнула рукой:
— Я не слишком уважаю Дорна после того, как он начал делать вид, будто мы только в больнице отца пересекались.
— Ясно, — нахмурилась я, ощущая странную похожесть в наших с Марией судьбах. Видимо, действительно родственницы… — Ну а что за вопрос? Он вообще имеет право что — то там поднимать — он же, считай, только биологическим материалом поделился.