— Ну и? — спрашивает старик, как будто его интересовали приключения Рогнера, а не почта.
— Рогнер упросил меня подождать до девяти часов, когда у жирной леди заканчивалась работа. Так что мы продолжали сидеть, а я пытался поддерживать разговор. Однако Рогнер был не в состоянии отвечать на вопросы, толстушка его возбуждала. Каждые две минуты он бегал к прилавку, за которым стояла дама. Когда он захотел поговорить с ней, вмешался босс. Вот так мы сидели и ждали до тех пор, пока толстушка не пришла, Она осклабилась при виде Рогнера, проведя себя по животу, а я от смущения сказал «мучо буоно», что Рогнер по меньшей мере понимал. А затем леди исчезла. Ровно в девять она появилась снова, уставилась на слегка обалдевшего Рогнера и медленно побрела по бетонной дорожке с сумочкой в руке. Для Рогнера это был знак — садиться в автомобиль. После этого мне пришлось очень медленно ехать, чтобы мы могли осматривать кусты. Но дамы и след простыл. «Теперь мы уже проехали мимо», — сказал шеф. «Нет, — сказал Рогнер, — дальше!» Итак, я проехал на сто метров дальше. Когда мы не обнаружили леди, Рогнер сказал: «Надо повернуть!» Трижды мы объезжали этот участок — дама исчезла в зарослях.
— Ну и? — спрашивает старик снова.
— Ну и? Она провела Рогнера. Рогнер был страшно раздосадован, и я отвез их обоих обратно к кораблю, чрезвычайно довольный, что наконец-то отправлюсь спать. Однако раз уж мы говорим об этой фазе твоей жизни — «фазе жизни» ведь хорошо звучит? — на каботажном пароходе, как же все продолжалось, когда ты согласился на эту работу?
— Ну, хорошо, — говорит старик весело, — ночь ведь не только для сна, разве не так пела эта Зарах-как-ее-там?
— Зарах Путаница.
— Чепуха, теперь я вспомнил: Леандер.
— Но это была не она. Это был Грюндгенс.
— Да, все равно. Итак, я согласился на работу штурманом.
— Штурманом? — спрашиваю я.
— Единственным штурманом. От первого до четвертого, если хочешь.
— От первого до четвертого? Что же это был за корабль?
— Ты же уже знаешь: каботажное судно, большое каботажное судно, так можно сказать.
— И как долго ты пробыл на нем?
— Около полутора лет я плавал первым офицером.
— А где?
— Южная Америка. Вдоль побережья вверх и вниз.
— Побережье длинное, — говорю я, — откуда и докуда?
— Между бразильскими и аргентинскими портами, а также вдоль всего южноамериканского восточного побережья.
— Должно быть, это было интересно! Ты же видел множество портов?
— По нынешним меркам, — говорит старик с сияющей улыбкой, — по нынешним меркам это были даже интересные романтические путешествия. Несколько крупных и множество мелких портов.
— А что за груз?
— Мы возили все: древесину, благородные породы дерева, распиленного и необработанного, кофе, парагвайское чайное дерево мате, хлопок и штучные товары из-за океана. Затем — зерно, его чаще всего.
Захваченный воспоминаниями, старик замолкает. Чтобы расшевелить его, я говорю:
— Тогда тебе, очевидно, невероятно везло. Я имею в виду — в профессиональном плане.
— Смотря как к этому относиться. Избалованный, ориентированный на современную технику штурман нашел бы это очень примитивным. Но зато это было своего рода спортом, как бы об этом сказали сегодня. Ты в качестве штурмана и твоего лучшего боцмана. Ты выполняешь некоторые операции на палубе и, если надо, помогаешь… Но скажи-ка: ведь это южноафриканское вино не такое уж плохое. Можешь спокойно налить еще.
— Сказано — сделано! Но, пожалуйста, продолжай!
— Итак, — снова начинает старик, — это было разнообразно и занимательно. Как я уже говорил: я же пришел из военного флота и не был обученным специалистом по погрузочно-разгрузочным работам — зерно, кофе, штучный груз, боеприпасы — рассчитывать в сложных ситуациях, связанных с грузами, всегда приходилось на здравый рассудок.
Мы выпиваем наши рюмки, и я терпеливо жду продолжения рассказа старика.
А так как он настроен на дальнейшие воспоминания, я спрашиваю:
— А кто был судовладельцем?
— В качестве судовладельца выступала панамская компания, зарегистрированная в Панаме, но это были не панамцы.
Но рели корабль плавает под панамским флагом, — говорит старик, то обладатели патента должны иметь среди членов экипажа человека с панамской лицензией. Ее должен был получить и я, но этого не понадобилось, так как при мне были мои флотские документы. У меня была немецкая книжка морехода и немецкий патент штурмана дальнего плавания.
«Продолжай в том же духе, — думаю я. — Когда же наступит момент превращения судовладельца в тестя?»