— Ну и? — спрашивает старик.
— Его шеф-тяжеловес живет здесь, очевидно, под колпаком для сыра.
— Не мог бы ты выражаться более ясно?
— Итак — вот как это было. Секретарь ясно и недвусмысленно сказал мне, что все, что предложил его босс, — чепуха. Отсюда его подмигивания. Он хотел дать мне понять, что я все это не должен принимать всерьез. Вот взбудоражил ты меня своим предложением двинуться вдоль Африки «на руках задом наперед», а из Южной Африки, очевидно, совсем ничего не идет. Во всяком случае, генеральный консул не имеет ни малейшего представления об Африке, и при этом он черт знает как долго работал в сфере помощи развивающимся странам.
— Вот именно! — вклинивается в мои слова старик.
— Секретарь сказал, что сначала мне надо попасть в Найроби, чтобы стать «clean» — «чистым». Куда бы в Африке я ни попал, сказал он, мне было бы не до смеха, если кто-либо узнал, что я был в Южной Африке. Я был бы схвачен сразу же в аэропорту. Где бы я ни приземлился, я все равно попаду за решетку.
— Почему за решетку?
— Это такой обычай! Прибывающих из Южной Африки арестовывают и сажают за решетку.
— А ведь интересные перспективы! — говорит старик, совершенно расслабившись, — не хочешь ли ты получить новые впечатления?
— Государства, список которых составил генеральный консул, являются теми, — сказал секретарь, — куда для всех «вход воспрещен», за исключением «clean».
— А как стать «чистым»?
— Сначала полететь в Найроби. В Кении мне ничего не сделают. Оттуда уже я смогу двигаться дальше. Но я никому не должен говорить, откуда я, собственно,прибыл, и поэтому, выезжая, не должен допустить, чтобы в паспорте поставили какой-либо штамп.
— И всего этого наш приятель не знал? Ну, конечно, для них здесь в Южной Африке ближайший город Франкфурт-на-Майне. Черная Африка для них, очевидно, даже не существует. Для подстраховки спроси еще представителей «Люфтганзы», они все-таки должны быть в курсе дела. Лучше всего тебе сразу поехать туда и использовать свой шарм.
— Сейчас у меня кет никакого желания, — говорю я.
— Сделай лучше сразу, а то потом лавочка закроется.
На пирсе как обычно ждет такси. В офисе «Люфтганзы» высокорослая, стройная как тополь, очаровательная леди подтверждает все, что мне сказал секретарь.
— Господин генеральный консул, очевидно, пошутил, — говорит она насмешливо, взглянув на маршрут путешествия, набросанный толстяком. И повторяет, что мне нужно сначала стать «чистым», иметь в паспорте кенийский штамп. — Следующий рейс через Йоханнесбург в Найроби будет завтра в пятнадцать часов!
Сладко улыбаясь, леди желает знать, куда я, несмотря на все трудности, намереваюсь действительноотправиться. Наудачу я говорю:
— В Бурунди.
— Бутумбура?
— Да, Бутумбура в Бурунди.
Леди смотрит на меня с сомнением. Но если бы я стал ей объяснять, что мне всегда удавались путешествия, если я выбирал цели моих поездок по звучанию имен и названий, то она, вероятно, посчитала бы меня сумасшедшим.
Я еще какое-то время рассыпаюсь в комплиментах, но билет на самолет я приобрести не могу. Нельзя разочаровывать агента, он тоже хочет иметь свой бизнес.
— И так именно ты хочешь поступить сейчас? — спрашивает старик, выслушав мой отчет.
— А что еще? Теперь я знаю, что к такому путешествию мне надо было готовиться заранее. То, что мы придумали, здесь совсем не проходит. Они уже смотрят на меня, как на сумасшедшего, так как я собираюсь приземлиться где-нибудь в Черной Африке.
Появляется посыльный.
— Вас к телефону в вахтенной будке.
— Кто это может быть теперь? — спрашиваю я старика.
— Вот сейчас и узнаешь.
Звонит секретарша генерального консула. Меня нисколько не удивляет то, что она мне сообщает:
— К сожалению, относительно вашего путешествия господин генеральный консул несколько ошибся. В Киншасу без визы я не попасть. В Дурбане такую визу, очевидно, получить нельзя. Во всяком случае на это потребуется время. Мы как раз занимаемся повторной проверкой.
— Очень благодарен! — говорю я секретарше и, сияя, обращаюсь к старику: — Дело движется…
Он вопросительно смотрит на меня.
— Правда, к сожалению, не в том направлении. Секретарша нашего генерального консула проверит все еще раз.
— Только что, — говорит старик, — позвонил агент. Я должен тебе передать, что из Дурбана ты не сможешь въехать ни в одну из стран, перечисленных в списке.
— Приятно сознавать, — говорю я почти весело, — что обо мне заботится весь Дурбан.
А теперь скорее под душ!
Я стою под дождем, льющимся из душа, и тут появляется запыхавшийся посыльный: меня ищут, позвонили из немецкого консульства, я должен как можно быстрее перезвонить.
Снова одевшись, я пробираюсь через угольную грязь снова в сторону кормы к вахтенной будке. К счастью, номер консульства я записал в паспорте.
На другом конце телефонной линии никто не знает, кто мне звонил. Чтобы прекратить акцию согласований и поисков, я требую соединить меня с консулом. Пусть он попробует выяснить, кому и что от меня надо. Старое правило гласит, что не следует тратить время на общение с нижними чинами.
А теперь опять: трубку к уху и без конца ждать.
Наконец какой-то голос говорит: «Ich lege Sie urn!» [51]
— Этого мне только не хватало! — возмущаюсь я.
Вклинивается высокий голос:
— Я только хотел сообщить вам…
— Что, — спрашиваю я, — вы хотели мне сообщить?
— Я хотел сказать вам, что вам потребуется виза и для Замбии.
— Почему для Замбии?
— А разве вы не хотели попасть в Замбию? — раздается раздраженный голос в трубке.
— О Замбии не было и речи.
— Но я думал — ведь господин генеральный консул…
— Знаете что, — перебиваю я заикающегося, — я чувствую себя как дома.
— Так это нас очень радует, — слышу я в ответ.
Я мог бы сам себя одобрительно похлопать по плечу. Я взял себя в руки еще до того, как приготовился громко демонстрировать возмущение.
— Ну и ну! — говорю я громко, входя в каюту старика, но запинаюсь, так как он сидит в кресле, неподвижно уставясь перед собой, но потом выпаливаю: — Они все здесь поголовно идиоты!
— Я бы это назвал неинформированностью, — снисходительно-порицающе говорит старик, уже стряхнувший оцепенение.
— Ну, уж тогда полностью неинформированные! — вскипаю я.
— Я же тебе говорил: для них между Дурбаном и Франкфуртом-на-Майне ничего нет. После обеда они садятся в самолет, одну ночь спят, а утром они уже во Франкфурте, Лондоне или Мюнхене.
— Это же не объяснение. Такими тупыми просто невозможно быть! Итак, что мне делать?
— Лететь в Найроби и следить за тем, чтобы они не поставили в паспорте штампика, ты же сам уже знаешь. Если бы я был ты, — говорит старик и ухмыляется, — к счастью, это не так, — так вот, если бы я был ты, то я бы смылся отсюда как можно быстрее. Возьми завтрашний рейс в Йоханнесбург в пятнадцать часов, на котором отбыла наша оконфузившаяся стюардесса. Она теперь уже в Германии! Представь себе: мы колесим по морю больше трех недель, а по воздуху в мгновение ока…
— А для этой да, мы еще и бесплатно!
— Нельзя говорить бесплатно. Платит Федеративная Республика Германия.
— Хорошо, но завтра не выйдет. Будет же прием!
— А что ты хочешь на приеме?
— Разок посмотреть на весь народ, — говорю я. На самом деле мне не хочется оставлять старика одного.
— Выброси это из головы. Ты уже видел приемы и получше.
— Ты на самом деле так считаешь?
— Да. Я сейчас же позвоню агенту.
— Что же делать с таким вот человеком? — спрашиваю я, тяжело вздыхая.
— Ты все еще о нашем генеральном консуле? Ты просто ни к чему не привык. Я же постоянно имею дело с людьми этого сорта. — Старик пыхтит, но затем жесткое выражение его лица меняется на язвительную ухмылку: — Вскоре он уходит на пенсию. Представь себе количество денег, которые он за десятилетия получил от государства, да представь все это в виде кучи из пятимарковых монет.
51
Имеет двойной смысл. Абонент на другом конце провода говорит ее в смысле: «Переключаю!» А автор реагирует на второй смысл этой фразы: «Я вас прикончу!» (