— Я очень рад.
Она видела, что он и в самом деле рад. Когда он сел перед ней на верблюжий пуфик, подавшись немного вперед, прижав локти к бедрам, пожалуй чуть коротковатым, привычно сложив ладони и обратив к ней лицо, она подумала, что ничего не могло быть проще: прийти к нему и попросить, чтобы он помог ей добиться разрешения. Макс, на ее взгляд, совсем не напоминал братьев, был меньше ростом, чем Томас и Герберт, со склонностью к полноте.
— Я тоже очень рада, — начала Рут. — Мы так редко видимся, а в этом году — уже второй раз.
Пустые, ничего не значащие слова. Она сама на себя рассердилась. Ей вдруг стало страшно просить Макса о том, ради чего она сюда приехала. Она судорожно подыскивала тему для разговора, обводя глазами комнату.
— Леопарда я убил сам.
На это Рут:
— Вот уж не ожидала от тебя такой светской прыти.
Она улыбнулась. Макс не понял, что прячется за ее улыбкой — ирония или наивность. Но ему было приятно смотреть, как она улыбается. Губы Рут бог весть почему вдруг напомнили ему «Незнакомку из Сены», в которую он семнадцати лет был влюблен, иначе говоря, наклеил портрет этой женщины — или этой девушки — на первую страницу своего дневника.
«Безмолвная благодать кроткого и чистого лица одевает меня белым покрывалом и уводит от мира холодного и мрачного».
— Как правило, мы очень мало осведомлены о мире других, — сказал Макс. — Это проблема коммуникации в целом. Знамение нашего времени.
Ей не понравился его менторский тон. Она подыскивала переход, чтобы сказать наконец-то, ради чего она приехала. Но Макс не дал ей такой возможности, он вдруг засуетился, накрыл стол, принялся колдовать на кухне, решительнейшим образом отказался от ее помощи, отвел ее назад в каминную, распахнул дверь кабинета и предложил ей оглядеться там.
— В чуждом тебе мире, — сказал он. — Кстати, на письменном столе ты найдешь кое-что из родного тебе мира. — С этими словами он снова ушел на кухню, оставив ее одну.
«Он даже не спросил, зачем я приехала».
Рут была разочарована.
Между Максом и ее отцом — Рут это знала — уже лет десять с лишком существовали отношения почти дружеские. Рут не могла понять, как ее отец, не окончивший даже средней школы, не говоря об университете, сумел обворожить профессора теологии, для которого рассуждать на философские темы проще, чем для нее — о сказках братьев Гримм, не могла понять, что заставляет Макса просиживать с ним ночи напролет. Смешно было наблюдать, как они горбятся над шахматной доской, часами не раскрывая рта, словно в мире для них не существует ничего, кроме шахмат, которые на деле служили лишь предлогом снова встретиться и поспорить друг с другом, забывая во внезапном порыве про игру и даже не доводя ее до конца.
«Проблема отнюдь не сводится к вопросу, коммунизм или христианство. Подобная утрировка может быть вызвана либо грубым заблуждением спрашивающего, либо его недоброжелательностью».
«Какой же из двух причин вы объясняете мой случай?»
«Я жду, что вы поймете, куда неизбежно скатится христианство, ведомое политическим, государственным католицизмом».
«Меня удивляет трогательная забота атеиста о христианстве».
«Причем, учтите, христиане меня интересуют не как христиане, а как люди. Быть может, в этом и коренится разница между вами и мной».
«Вы умышленно меня оскорбляете».
«Если вы так меня поняли — да».
Макс должен вступиться за ее арестованного отца!
Не может он ни с того ни с сего сделать вид, будто это его не касается.
Покинув приветливую экзотичность каминной, Рут перешла к строгости кабинета. Здесь не было никаких украшений, кроме картинки почтового формата. Рут удивилась, обнаружив у Макса Марулы в двух шагах от письменного стола нечто чуждое ему по духу — прикрепленное простыми кнопками к передней стене книжной полки, белое, замкнуто-дремотное лицо «Незнакомки из Сены». Чего только не таит в себе этот человек! Потом внимание ее отвлекли газеты, лежащие на письменном столе двумя аккуратными стопками, как видно с первого взгляда, разделенными на Запад и Восток.
«Кое-что из родного тебе мира».
Лишь теперь она поняла намек деверя и задним числом рассердилась за эту откровенно ироническую реплику. Хотя, впрочем, интересно, что Макс занимается прессой ГДР и, судя по всему, добросовестно штудирует газетные статьи, недаром же некоторые места отчеркнуты красным карандашом.