Два или три раза Джоуль срывал своим появлением прямые директивы квадратных на начало очередного наступления. Стоило любому солдату перед началом атаки забросить в нейтральное пространство косточку, кусок мяса или специально заготовленную ранее тушку ящерицы, как Джоуль с радостным лаем бесстрашно бросался за ней прямо под расчехленные стволы пулеметов противника, чем срывал директиву квадратных и отменял атаку. Доходило до того, что теперь перед началом атаки бойцы с обеих сторон даже не заряжали оружие, они были уверены, что Джоуль появится вовремя. И тот всегда появлялся. Под крики и свист солдат, он радостно метался по нейтральной полосе, заливисто лаял на обе стороны, игрался с косточками или тушками ящериц, которые буквально сыпались на него с обеих сторон, а иногда даже укладывался отдохнуть прямо перед линиями колючей проволоки. Часто, после срыва очередной атаки, Джоуль начинал бегать по окопам и в своей игривой манере приставать к солдатам, заглядывать к ним в глаза, ластиться и заигрывать с ними. Он словно бы хотел сказать им этими заигрываниями: "Не нужно ли вам от меня чего-нибудь еще, люди? Если нужно, то не стесняйтесь, дайте мне знать немедленно и я сделаю для вас все, что смогу".
Если бы квадратные до сих пор получали подтверждения или рапорты об исполнении своих директив, то они, вероятно, скрипели бы сейчас зубами в своих боксах или лопались в них от злости и негодования. Но таких подтверждающих рапортов уже давно никто не отправлял, в этом заключалась сейчас тонкая игра среднего и нижнего командных звеньев, и поэтому все оставались при своих жизнях, а роль Джоуля была чуть ли не ключевой в этой игре, и он с нею замечательно справлялся.
Постепенно за Джоулем закрепилась репутация главного фронтового миротворца и его горячо полюбили бойцы обеих армий. А ведь он был совсем молодой собакой и только начинал свою поисковую и боевую карьеру.
Всем было очевидно, что Джоуля ждет еще не один обнаруженный бункер глубокого залегания, и что еще множество директив квадратных будет им сорвано, а значит множество человеческих жизней будет длиться дальше во многом благодаря ему. Да ведь уже и сейчас, многие окопники с обеих сторон были обязаны Джоулю своими жизнями. Он точно имел хорошую перспективу получить свой личный алтарь еще при жизни и в самом начале своей карьеры.
Вот какую собаку выпало сопровождать Кессу. Еще получая сопроводительные документы на Джоуля в полковой канцелярии, он подумал, что вся эта история - чья-то злая шутка, розыгрыш, прихоть какой-то безразличной к человеческой боли надмирной злой сущности, или что-нибудь в этом роде. И еще он тогда подумал, что лучше бы ему поручили сопровождать на операцию Ампера или Рентгена - заслуженных фронтовых ветеранов.
Ампер и Рентген по собачьим меркам были уже глубокими стариками, и, возможно, они действительно бы ничего не заметили, и их жизнь действительно сделалась бы после операции более спокойной и ровной. Рентген и Ампер за свою карьеру были несколько раз ранены и сейчас они уже не бросались по первому зову на линию огня за какой-нибудь косточкой, кусочком мяса или тушкой ящерицы. Нет, они теперь предпочитали лежать в тени, где-нибудь возле полевой кухни или возле пункта снабжения, лениво обмахиваясь хвостами и наблюдая за происходящим из-под положенной на нос лапы. Конечно, у них были свои заслуги перед фронтом, и не малые (у Ампера был уже и свой передвижной алтарь), но с молодым, полным сил и энергии Джоулем их было уже не сравнить.
Однако судьба в очередной раз зло пошутила над Кессом и назначила ему именно Джоуля. Выбора у него не было. Это были те самые, не зависящие от человека обстоятельства.
Подписывая проездные документы на Джоуля, Кесс подумал, что в каком-то высшем смысле капитан Оу с его объяснениями оказался прав на все сто процентов.
***
В ночь накануне отъезда Кесс почти не спал, он все думал об обстоятельствах, которые так быстро и неожиданно сложились для него в жуткую и омерзительную ситуацию из-за последних директив квадратных и вытекающему из них специальному поручению командования.
Во всем были виноваты, конечно, бредовые приказы квадратных, но он всем сердцем чувствовал, что кроме этих приказов есть что-то еще, что-то неясное, туманное, загадочное и это что-то пока не понятно для него, оно не поддается пока его разумению, а значит его пока нельзя распознать, осмыслить, нельзя применить его к сложившейся ситуации и поэтому можно легко совершить какую-нибудь страшную, непоправимую ошибку.
Эта мысль не давала сержанту заснуть всю ночь и поэтому он поднялся очень рано, еще засветло.
Сразу после подъема Кесс сбросил пропахшую потом, порохом и озоном полевую форму, вылил на себя несколько ведер теплой воды и растерся относительно чистым казенным полотенцем с изображением синего орла - официального символа СЗК. Когда орел из синего сделался черным, сержант выбросил полотенце в амбразуру, неспеша выбрил левую половину лица, оставив две узкие полоски щетины под левым глазом. Так брились все окопные ветераны с обеих сторон, чтобы выделить себя из общей прифронтовой массы, дать понять другим военным и гражданским лицам, что связываться с ними не стоит, что они уже много раз убивали и много раз могли быть убиты, и еще - что они вооружены и очень опасны.
Впрочем, во всем этом было больше бравады, чем здравого смысла, но при общении с прифронтовым криминалом эти метки иногда помогали избежать ненужного кровопролития и абсолютно никому ненужных тыловых жертв. Закончив с бритьем, Кесс вскрыл упаковку со стандартным полевым пайком и медленно, без аппетита позавтракал. Потом он облачился в почти чистый выходной мундир, тщательно вычищенные сапоги, и уже подтягивая ремни новой, необмятой портупеи вспомнил о подарке капитана Оу.
Кесс подобрал с пола грязную полевую куртку, порылся в нагрудном кармане, извлек из него тусклый кружок синеватого металла и поднес его к натуральному глаза. На аверсе монеты еще можно было различить полустертую надпись "Боги нам доверяют" и цифру "25", а на реверсе была выбита почти круглая голова с самодовольным двойным подбородком, украшенная жиденьким лавровым веночком. Голова была изображена не в профиль, как на старых монетах, а почему-то анфас и очень походила на рожу рядового Беренца, который сейчас дрых, наверное, где-то без задних ног и даже не подозревал, что кто-то о нем вспоминает.
Теперь уже было не узнать - чье изображение было выбито на монете, скорее всего, это был кто-то из знатных квадратных людей золотой эры, которые ушли в небытие вместе с нею. "Впрочем, почему ушли? - думал Кесс, всматриваясь в крошечные выпуклые глазки с синеватым отливом. - Может быть, вот этот конкретный квадратный до сих пор живет где-то в глубинах пока еще не найденного бункера. А может это вообще - какой-нибудь квадратный генерал из ОЦК, бредовые приказы которого мы до сих пор пытаемся исполнять. Да и можно ли их назвать живыми? А нас? Всех нас можно ли так назвать?"
Кесс несколько раз подбросил монету на ладони (она все время падала пучеглазым "орлом" кверху), а потом сунул ее в нагрудный карман выходного кителя и начал укладывать походный мешок. Это не заняло много времени - один полевой паек, фляга с водой, бутылка "Бункерной Особой", две обоймы к кинетическому пистолету, тонкая агитационная брошюра по общей теории Лизма-Низма, в боковые карманы - сопроводительные бумаги и пачку отпускных вафель, вот и все сборы. Закончив с мешком, Кесс укоротил мешочные лямки и повесил его на правое плечо, а потом подошел к выходу из капонира, встал на пороге и оглянулся. Снаружи было уже светло, можно было отправляться за Джоулем, но он все медлил, все стоял на первой ступеньке бетонного порога и всматривался во внутреннее пространство своего личного бункера.