Джоуль тоже пришел в сильное возбуждение. Он словно бы почуял что-то недоброе и теперь буквально рвался с поводка, хрипел и лаял, загребал лапами, рыл когтями поверхность этого вмиг сошедшего с ума, ставшего неприветливым и опасным, мира.
А потом Кесс увидел его - командира, вожака. Сначала его взгляд скользнул по абсолютно спокойному лицу и двинулся дальше, но почти сразу же вернулся назад и буквально впился в это спокойное лицо. Через секунду Кесс уже отлично разглядел и узнал командира разъяренной толпы. Это был Золотой Шум, сержант саперов, его давнишний хороший знакомый, старый приятель, почти фронтовой друг. Все это было между ними еще вчера, когда оба они были частями единого боевого механизма, а сегодня между ними было вот что - беснующаяся, жаждущая своей и чужой крови, разъяренная своими собственными криками, своими собственными намерениями, толпа.
Золотой Шум не был ни простаком, ни дураком и Кесс это знал отлично. В прошлой жизни он был инженером-ядерщиком, а сам Кесс был искусствоведом, специалистом по античной культуре. Если бы накануне у них выдалась возможность поговорить в спокойной обстановке, за бутылкой "Бункерной Особой" или за парой пакетиков нюхательного чаю, то сейчас все могло бы сложиться иначе. Кесс мог бы изложить Шуму особенности сложившейся ситуации, рассказать ему о теории погибшего товарища капитана Оу, или рассказать о еще какой-нибудь теории, или найти другие аргументы и это точно бы помогло им обоим найти какой-нибудь выход. Бывший искусствовед обязательно нашел бы общий язык с бывшим инженером-ядерщиком, обязательно. Но кто еще вчера мог знать, что независящие от них обстоятельства сложатся сегодня именно таким вот образом? Кто мог знать, что именно Золотой Шум возглавит этот дурацкий бунт, это поднятое непонятно против кого и чего восстание фронтовых идиотов? И как ему было докричаться до Золотого Шума сейчас - через головы беснующихся фронтовых простаков. Всех этих бывших плотников, слесарей, фермеров, торговцев, грузчиков и еще Маммонэ знает кого.
Конечно, эта беснующаяся фронтовая толпа состояла не из одних простаков. Возможно, в ней были и другие бывшие инженеры или искусствоведы, может быть, в ней были бывшие адвокаты, писатели или даже поэты, но фронт уже давно спаял их в единый боевой механизм, он уже давно смешал их в однородную массу фронтовых простаков, обесцветил их огнем своих орудий и пулеметов, обезличил их взрывами и бомбежками.
Ситуация казалась безвыходной, но вдруг Кессу пришло неожиданное озарение, и еще не успев как следует его осознать, не успев как следует его осмыслить, он начал действовать как старый и проверенный военный автомат, как надежная часть боевого механизма.
Сначала сержант выхватил пистолет и три раза выстрелил в воздух, а потом приставил ствол к голове Джоуля и, страшно вращая глазами, хриплым и низким, чужим для себя голосом, закричал вмиг притихшей толпе фронтовых простаков:
- Назад, скоты! Или я разнесу ему голову! Назад, кому говорю?! Считаю до одного! Р-рраз!
Все произошло настолько быстро и было такой неожиданностью для большинства окопников, что толпа действительно отпрянула от защитного периметра на шаг или два и даже выпустила из своих лап избитого до полусмерти заградителя, который со стоном и глухим стуком тяжело завалился на землю. Поступок Кесса действительно выглядел страшным преступлением перед неписанными законами фронтового братства, он был почти святотатством - угрожать смертью любимому поисковому псу, который уже спас множество жизней конкретно на вот этом участке фронта, да еще на глазах у целого пехотного батальона, который почти полностью состоял из этих самых спасенных.
Это было нечто новое, по фронтовым понятиям невероятное, немыслимое. Оно точно не укладывалось в представления фронтовиков о естественном, нормальном, человеческом поведении. Это было нечто запредельное, не свойственное видимому для них миру, населенному людьми и животными.
Все эти чувства словно бы мгновенно отпечатались во множестве натуральных и искусственных глаз, которые теперь смотрели на Кесса не только с ненавистью и презрением, но еще и с мистическим страхом, как на некое неведомое им раньше чудовище, как на вынырнувшего невесть откуда демона ада.
В любом случае, Кесс добился своего - толпа ослабила свой напор и даже немного отступила назад, золотые стволы уже не смотрели своими черными зрачками в их лица, они чуть-чуть приопустились, и золотые штыки тоже слегка пригнулись к земле, и золотые гранаты остались лежать в грязных подсумках.
Кесс понимал, что это кратковременный успех, что пройдет минута или две, три и они очнуться, отойдут от шока вызванного его противоестественным, нечеловеческим поступком, а потом бросятся вперед с новой удвоенной силой, и тогда их будет уже не остановить никакими словами. Тогда их сможет остановить только смертельный огонь вертопрадов. Нужно было немедленно что-то сделать. Нужно было не дать им перехватить инициативу. Просто для того, чтобы спасти их всех.
- Всем стоять! - рявкнул Кесс. - Или я убью Джоуля прямо на ваших глазах! Мне терять нечего! Опусти винтовку, да ты, ты - лупоглазый, я тебе говорю! Приклад к ноге, смирно! Я кому сказал?
Сержант прижал ствол пистолета к голове Джоуля и тот доверчиво потерся об него, а потом радостно тявкнул и пару раз вильнул хвостом. Все это выглядело настолько дико, что один из поваров не выдержал напряжения момента. Он выскочил из толпы, подошел к Кессу, и плюнул ему под ноги.
- Кесс! - закричал он истошным голосом. - Я жалею, что я служил рядом с тобой все эти годы и не распознал тебя! Ты не человек, Кесс, ты чудовище хуже любого квадратного. Мне жаль, что я все это время дышал с тобой одним воздухом и кормил тебя своими бифштексами! Мне жаль, что я не выстрелил тебе в голову.
- Твои бифштексы дрянь, Лу, - спокойно сказал Кесс. - Мне жаль, что я давился ими все эти годы.
Повар повернулся к толпе и, задыхаясь от возмущения, развел руки в стороны, а потом вогнал в землю по самую рукоятку свой кухонный нож и дико заорал:
- Это - не человек! Братья, все это время между нами жил дьявол, и мы не распознали его! Клянусь Маммонэ, что это так и есть!
Кесс два раза выстрелил повару под ноги и тот быстро отступил назад в толпу.
- Ты все сказал, Лу? Хорошо. А теперь вы разомкнете кольцо, - сказал он как можно спокойнее, - и дадите нам уйти с этой поляны.
- Нет! - заревела толпа. - Нет!
- Тихо! - из толпы вышел Золотой Шум. - Тихо, братья! Давайте послушаем, что скажет нам это чудовище! Сдается мне, что он блефует как старый бордельный зазывала!
Толпа сразу умолкла, и Кесс понял, что не ошибся на счет ее главаря.
- А скажу я вам вот что, - сержант почесал стволом за ухом у Джоуля и улыбнулся страшной, наполовину искусственной, наполовину натуральной улыбкой, показывая толпе все свои дешевые золотые зубы сразу. - Если вы не дадите нам уйти, я прикончу эту собаку и ее кровь ляжет на вас. Клянусь Маммонэ, Афродизи, Марзом и всеми другими известными и неизвестными богами - я никогда не желал смерти поисковых псов, такого у меня даже в мыслях не было, но вы меня вынуждаете. Вы не оставляет мне иного выбора. Убийцы вы, а не я!