Городские улицы, по которым быстрой трусцой теперь бежал биорикша постепенно меняли свой облик. Вокруг становилось все больше зелени и все меньше гражданских лиц. Иногда они казались совсем безлюдными, а кусты, низенькие деревья и лианы росли прямо из щелей домов, они словно бы пробивались сквозь бетон и кирпичную кладку ветхих высотных домов докризисной и довоенной постройки, тянулись из этих узких каменных ущелий вперед и ввысь - к высокому и светлому небу. Иногда в каком-нибудь окне отодвигалась пыльная занавеска, и за ней появлялось сморщенное гражданское лицо или в какой-нибудь подворотне мелькала прикрытая грязной холстиной спина, но вокруг стояла такая удивительная тишина, что Кесс сразу подумал - вот такой и должна быть настоящая дорога к настоящему храму. Не фронтовая - узкая, изувеченная разрывами ракет и снарядов полевая тропинка, ведущая к какому-нибудь едва прикрытому маскировочной сеткой и дырявым брезентом полевому алтарю, а именно дорога - широкая, зеленая и безлюдная. И чтобы обязательно было тихо вокруг, чтобы не было слышно ни выстрелов, ни разрывов бомб, ни криков, ни навязчивого и бессмысленного лепета. Особенно - лепета. Чтобы продвигаясь к храмам по таким вот дорогам можно было хотя бы ненадолго забыться и отдохнуть душой.
Джоуль, казалось, как-то уловил или почувствовал настроение сержанта, он очень скоро тоже пришел в себя и успокоился. Теперь его уши снова стояли торчком, глаза сверкали и в них снова появился интерес к окружающему миру, а хвост энергично стучал по кожаной подушке в такт с хлопками тяжелых ступней биорикши по брусчатке.
"Кажется, вторая фаза операции прошла успешно, - с облегчением подумал Кесс. - Мы почти доехали. Добрались сюда несмотря ни на что. Интересно, что мотивирует квадратных отдавать эти дурацкие приказы? Операция "Диана", надо же было такое придумать. Неужели нами командуют не только какие-то квадратные генералы, но и квадратные генеральши? Неужели капитан Оу прав и эти приказы приходят к ним прямо в снах?"
***
Храм Маммонэ оказался по настоящему большим и действительно старым. А еще он очень внушительно выглядел и был оформлен с большим художественным вкусом. Даже не верилось, что такое сооружение могли придумать и спроектировать какие-то военные архитекторы под руководством мастеров художественной пропаганды из довоенной контрразведки.
Вся лицевая, обращенная к городу часть храма была облицована тяжелыми медными пластинами с очень реалистичными и анатомически правильными изображениями людей и животных. Чтобы рассмотреть покрытые благородным зеленым налетом медные горельефы верхнего уровня, Кессу приходилось высоко задирать голову, придерживать фуражку рукой и сильно напрягать глаза. На горельефах были выдавлены и выбиты сценки из жизни - низенькие пузатые люди шли на них в бой, оказывали друг другу интимные услуги, обменивались какими-то предметами, демонстрировали друг другу непропорционально большие и толстые пачки вафель, пели, плясали, занимались воровством, разбоем, кутежами, пьянством, и делали еще массу хорошо узнаваемых, благодаря замечательному искусству неизвестных скульпторов, вещей. Все эти изображения действительно были выполнены с замечательным мастерством и так искусно, что ни за что на свете нельзя было спутать солдата с криминальным сутенером или базарным воришкой, а проститутку с уличным вафельным менялой. Изображений животных тоже было немало и в сценках они как бы прислуживали людям - возили их на своих спинах, подносили им подстреленную дичь, разминировали дороги, убивали других животных и охраняли от самодовольных толстых грызунов и юрких воришек какие-то посевы, кучи и склады. Одним словом, оформление фронтона могло впечатлить не только бывшего специалиста по античному искусству, но и самого необразованного, полностью равнодушного к любому из двенадцати известных искусств, человеку.
По-видимому, именно этот храм имел в виду капитан Оу, решил Кесс, рассматривая его внешнее убранство. Сейчас медь считалась одним из самых дорогих и благородных металлов, и фронтоны современных храмов уже давно ею не оформлялись. Весь храмовый новодел сейчас сверкал исключительно золотом, которое использовалось для отделки в невероятных количествах. Кесс уже пару раз сталкивался с огромными новыми храмами, состоящими исключительно из этого металла. Если пайка была хорошего качества, то швы на этом золоте совсем не были видны и тогда казалось, что они как бы отлиты одним цельным золотым куском. В солнечные дни на такие фронтоны невозможно было смотреть без густо затемненных очков.
Но здесь было совсем другое дело - зеленая медь отлично гармонировала с живой зеленью, что выбивалось из всех щелей и пор фронтальной стены, и как бы струилась по ней веселыми зелеными водопадами. Особенно хороши были молодые лианы, глаз на них словно бы отдыхал.
- Ну что, собака? - спросил Кесс у Джоуля, окончив осмотр фронтона. - Сходим в гости к Маммонэ? Сегодня у нас с тобой такой день, что это не помешает.
Джоуль радостно тявкнул и начал быстро перебирать лапами, как бы выражая свое собачье согласие и сержант поставил сапог на первую мраморную ступеньку.
Широкая лестница сначала привела их под высокий и длинный портик, стены которого тоже были украшены медными горельефами со сценами из бытия священной триады, которое до краев было заполнено различными божественными хлопотами, за ним оказался длинный и узкий зал теперь уже с живописными росписями на ту же тему, сразу за которым был еще один круглый зал совсем без горельефов и росписи.
Это был так называемый "очистительный зал" в котором каждому прихожанину или просителю как бы предлагалось очистить свой разум от повседневных быстрых мыслей, скоротечных надежд, мимолетных желаний и всего остального, что так мешает любому человеку правильно подготовиться к встрече с вечным и неизменным.
Из зала вели три выхода, над которыми висели тяжелые бронзовые плиты. Над центральным выходом висела самая большая медная плита с надписью "М╒ММПНё" и знаком "Ь", над левым - плита с надписью "╒FRШDIZI" и знаком "в", а над правым - "М╒RZ" и "Щ".
Кесс лишь на мгновенье задержал взгляд на этих плитах, и сразу уверенно шагнул в центральный проход.
За проходом располагалось огромное гулкое помещение с высоким куполообразным потолком, настолько высоким, что его верхняя точка была едва различимой в свете многочисленных светильников и факелов. В центре огромной залы возвышалась колоссальная медная статуя Маммонэ в образе сидящего тучного мужчины с как бы распростертой над миром правой дланью. Длань была обращена щепотью вверх, ее указательный и большой пальцы были соединены каноническим кольцом потирания, а остальные персты были развернуты широким благословляющим веером. Маммонэ был завернут в просторную тогу и сидел на широком и прочном жертвеннике - каноническом изображении Марза. Афродизи в образе канонической хрупкой девушки сидела на левом колене Маммонэ и улыбающийся древний бог заботливо придерживал ее левой дланью. Из-за тяжелого тройного подбородка его улыбка казалась тоже как бы тройной и тяжелой. Кесс снова задрал голову вверх и придавил сползающую фуражку левой рукой. Ему очень хотелось рассмотреть эту замечательную скульптуру во всех подробностях.
С первого взгляда он понял, что перед ним настоящее древнее произведение искусства, причем исполненное в подлинном, очень подробном каноническом стиле и с невероятным мастерством. Сейчас такого уже не делали. Даже высокий островерхий колпачок Афродизи был на своем месте, и ее продолговатые двойные крылышки были развернуты над поддерживающей дланью Маммонэ под правильным, приблизительно в шестьдесят градусов, углом. Буква "М" на жертвеннике располагалась точно в центре между ногами Маммонэ и была украшена двумя короткими скрещенными мечами, которые как бы парили над полем очень искусно выдавленных крошечных черепов. Повинуясь старому военному рефлексу, Кесс поклонился сначала жертвеннику и этой тяжелой букве, а только потом Маммонэ и Афродизи.