– Гляди, еще перевернется. Колея-то ныне вся под технику. На санях плохо.
Товарищ мой прав был: трактор приехал в час. И покатили мы за своими дровами. Кое-как притулились за невысоким бортом тележки и подались.
Дорога была нелегкой. В первый раз застряли мы еще пустые тут же, на выезде из хутора, на плотине. Добро, что гусеничный трактор оказался рядом. (С Елены Федотьевны – магарыч.)
Потом обратный путь, долгий, с тяжелым возом. Рыхлый снег, а под ним – незастывшие хляби. Становились то там, то здесь. Легонький наш «Беларусь» крутил стертой резиною, с трудом схватывая дорогу.
На подъеме, на выезде из Летника, застряли намертво. Мучались, мучались, пока не разгрузили тележку. И уже пустой вытянули ее на ровное и тягали к ней дубовые дрова снизу. Устали, взмокли. Озябнув, нахохленно сидели на возу, пугаясь каждого бугорка и падинки. И трактору помогая сердцем: «Давай, родной…»
И снова застревали, прыгали на землю, под колеса подкладывали и подкапывали, переходили на длинный трос, дергали, «серьгу» поломали.
Но добрались и с вечерней синевой разгрузились. И тут уж вздохнули спокойно.
На другой день пилили и кололи, а скоро подошел отъезд. Провожала нас мать со слезами.
– Спаси Христос… И управу спасибо, и трактористу спасибо, и вам… Теперя мне зима не страшна. Теперя я…
И не пустые то были слова. Я вспомнил, как позапрошлой зимою, в январе, на Крещенье, одна из соседок матери, тетка Таиса, каждый божий день тащила и тащила на себе вязанку дров из займища. Каждый день. В займище снегу по пояс, мороз. А куда деваться!
Тетка Таиса всю жизнь проработала дояркой. Положили ей пенсию, присвоили звание заслуженной колхозницы. Конечно, почет…
Но вот не нашлось «дурака» лесничего, который взял бы да привез положенные два куба дров к дому.
В дороге
Люди старшего поколения несомненно помнят новомирские очерки Валентина Овечкина 50—60-х годов. По нынешним временам эти очерки не произвели бы никакого впечатления: подумаешь, спорят два секретаря райкома КПСС, один чуть передовой, другой чуть отсталый, оба партийные ортодоксы, – смешно! («Районные будни»). По тем временам было не смешно, а настолько серьезно, что очерки эти открыли новую страницу русской словесности, страницу «деревенской прозы» – под таким названием вошли в мировую литературу (нисколько не преувеличиваю) произведения многих и многих писателей.
Нынче не так, нынче и реализм подается через фантастику, нынче жизнь наша действительно настолько усложнена, что писатель не справляется с нею и находит выход в том, чтобы выдать за сложность и непостижимость жизни собственную сложность и непостижимость: и я не лыком шит, попробуйте-ка меня понять – по зубам или не по зубам? Все это говорится без иронии, литературу создает время, это его требование, но вот в чем дело: пройдут годы, люди захотят понять, чем же все-таки была «перестройка», и вот тут-то они и потребуют реализма как такового, типа овечкинского, новомирского времен Твардовского, и, наверное, я не ошибусь, если скажу – типа екимовского. Вот мы и договорились с Борисом Екимовым, что он будет присылать нам свои очерки (зарисовки, дневниковые записи) из Калачевского района Волгоградской области. Полагаю, что это дело необходимое, что литература попросту не имеет права мимо такого материала пройти, миновать его.
В детстве ли, в юности куда-то отчаянно хочется ехать. Помню, давным-давно завидовал я не пассажирам скорых поездов, их мягким вагонам, а стрелку-охраннику на продутой тормозной площадке товарного вагона: перед ним не окошко, а весь мир. Хотелось скорее вырасти, взобраться туда и катить, открывая огромную страну километр за километром.
И нынче, в годах почтенных, и многое повидав, все же тянет меня порою в дорогу, в места, где бывал не раз. В Задонье, к станицам и хуторам далеким и близким: в Голубинскую, Евлампиевский, Большой Набатов… Или в сторону Бузулука, где: Клейменовский, Вихляевский, Мартыновский хутора, станица Алексеевская… А может, и дальше, в Затовскую, недавно еще умиравшую. Нынче, говорят, там иное. Хочется поглядеть. Повидать знакомых людей. Тем более что пришли на донскую землю новые времена. Может, и они зовут нас в дорогу…
Поздним июньским утром на хуторе Клейменовский по приказу хозяйки моей Елены Федотьевны приводил я в порядок уже скошенный прибрежный лужок, разрывая высокие муравьиные кучи, которые мешали косьбе. Появились они не вдруг, постепенно, но год за годом все больше портили покос. И вот наступила расплата. Я лопатою раскапывал кучи, вскрывая муравьиную потаенную жизнь: кладовые с припасами, галереи, ходы, камеры с муравьиными яйцами – будущим расплодом. Белая россыпь выворачивалась наружу. На нее с ходу слетались бедовые воробьи. А в муравьином мире поднялась, конечно же, предсмертная суматоха: нежданно-негаданно средь бела дня свалился на них разбой, гибель нажитого, построенного, налаженного – словом, всей жизни.