— Как ты сказала?
— Ты мог бы угостить меня сигаретой, ведь ты же у нас кавалер.
— Сигаретой… Гм… так… Значит, ты еще и куришь. Прошу покорно! Ты, может быть, выступишь еще и с речью в защиту женских избирательных прав, ха-ха-ха, как эти сумасшедшие английские суфражистки{13}, которые поджигают церкви.
Валли прищелкнула пальцами.
— Нет, с речами я пока выступать не собираюсь. И церкви поджигать тоже. Я найду себе занятия поинтереснее. Кроме того, суфражистки церквей не поджигают. Самое большее, если они отлупят одного-другого невежу мужчину. Но тебе уже давно пора открыть свой портсигар.
Польди не нашелся, что ответить.
Александр слушал, смеясь в душе. (Так вот они, плоды Каролининой воспитательной системы! Да, Каролина фон Трейенфельс должна быть готова ко всяким сюрпризам!) Он сказал, стараясь, чтобы в его тоне не было ничего назидательного:
— Дорогая моя, сигарета все же неподходящее дело. Даже для дамы.
Валли широко раскрыла глаза, в которых отравилось безграничное удивление.
— Я не знала, дедушка, что ты такой благонравный. Ведь все считают, что у тебя самые либеральные взгляды.
«Хорошо отпарировала», — подумал Александр. Сразу видно, что она его внучка. Разговор забавлял его.
— Видишь ли, дружочек, даже при самых либеральных взглядах не следует советовать женщине быть неженственной, — улыбаясь, ответил он.
Валли махнула рукой.
— А что женственно?
— Мне кажется, ты все же суфражистка. — И чтобы не быть ложно понятым, Александр быстро прибавил: — Я ничего не имею против эмансипации женщин. Решительно ничего! Я только нахожу, что, борясь за эмансипацию, женщины, к сожалению, утрачивают часть своего шарма.
— Все зависит от того, какой шарм, и, разумеется, от того, какая женщина. Нашей мадам Бовари, например, я бы не посоветовала курить.
— Кто это «наша мадам Бовари»? Ты кого имеешь в виду?
— Послушайте, господа, не говорите при мне о бовари, — вмешался в разговор капитан Врбата. — А то я впаду в тоску. С бовари меня познакомил сам Эскофье в Париже. Он разрешил мне присутствовать при приготовлении бовари. Но вы думаете, я могу приготовить так же, как он? Ничего подобного. Просто до слез обидно! — Понурясь, подошел он к столику с ликерами, выбрал бутылку сливовицы и налил себе большую рюмку. Упитанный, свежий, в слишком обтянутом мундире, он был похож на мальчика, играющего в солдата.
Александр вопросительно посмотрел на внучку. Уловила ли она смысл невразумительной речи своего кузена Польди?
Валли рассмеялась.
— Что такое «бовари», верно, можно найти в кулинарной книге, — предположила она.
Валли оказалась права. Бовари назывался соус, сервируемый в холодном виде к семге по-кардинальски, — коронное блюдо знаменитого повара Эскофье.
— Saumon cardinalisé — любимая закуска кардинала Ришелье, — мечтательно произнес капитан; при этом нос его впал в своего рода транс — ноздри раздулись и затрепетали от восторга.
Польди фон Врбата знал историю всех кулинарных шедевров. Воображение его разгоралось, когда он говорил о них. Заурядный интендантский чинуша преображался, становился остроумен, находчив, рассуждал, как философ. Злые языки утверждали, будто высокие чувства пробуждаются в нем только у плиты, что даже во время любовных свиданий он мечтает об изысканных меню. В его книжном шкафу стояли сочинения всех великих поваров и признанных гурманов, он хранил как реликвию собственноручный рецепт повара Жозефа, изобретателя «Bombe Sardanapale», который готовил в Сан-Суси для Вольтера и Фридриха II.
Поварскому искусству Польди фон Врбата отдавал добрую половину своих доходов; этому же искусству посвящал он и почти все свои досуги. К службе он относился как к неизбежному злу. Настоящая жизнь начиналась для него только в два часа пополудни, когда он уходил из канцелярии штаба корпуса и по дороге домой закупал все, что надо для очередного таинственного кулинарного шедевра, к примеру сказать, семнадцать различных специй, необходимых для средневекового винного супа, или ему одному известные ингредиенты для волована по-тулузски.
Воспоминание о любимом рыбном блюде Ришелье привело Польди в экстаз, очнувшись от которого он вздохнул и налил себе еще рюмку. Его часто моргающие бесцветные серовато-голубые глаза покраснели.