В центре дилогии расслоение и распад богатой пражской семьи Рейтер. Истинной продолжательницей гуманистических традиций Александра — главы семьи — является его внучка Адриенна Рейтер, которая решительно порывает со своим буржуазным окружением и вступает в ряды борцов. Образы бастующих рабочих, обаятельные образы чешских революционеров братьев Каливода дополняют исторически правдивую картину австро-венгерской действительности тех лет.
Во второй книге охват изображаемых событий шире, хотя она, несомненно, несколько прямолинейнее по исполнению. В нем происходит дальнейшая социальная дифференциация действующих лиц, отчетливей звучит тема народа и его борьбы. Герои Вайскопфа попадают в революционную Россию 1917 года. Из воспоминаний чешских и русских рабочих возникает образ вождя мировой революции В. И. Ленина.
Несмотря на постоянно ощущаемый героями драматизм событий, на неотвратимое приближение краха Австро-Венгрии, второй роман заканчивается мажорными тонами: открывается новый мир, люди разных национальностей ведут совместную борьбу против реакции.
Революционная тема должна была превалировать и в заключительной части трилогии. В письме от 31 августа 1953 года Вайскопф сообщал об этой части:
«Третий том готов в набросках и будет охватывать с 1918 по 1921 год. Действие происходит в Праге, Вене, Мюнхене (во время Баварской Советской республики), Уфе, Сибири. Роберт Каливода, Адриенна (эти двое соединятся) и Франц Фердинанд — центральные положительные персонажи романа. Ранкль, Прокоп (он попадет в министерские чины) и Франк — центральные отрицательные персонажи».
Закончить Вайскопф предполагал сценой, в которой сидящий в тюрьме Роберт Каливода узнает об образовании Коммунистической партии Чехословакии.
Впервые переведенные на русский язык романы Вайскопфа, несомненно, будут встречены с интересом. Подробный анализ исторической обстановки, помогающий глубже осмыслить содержание этих произведений и оценить их актуальность в наши дни, читатель найдет в статье В. Турока, публикуемой в качестве послесловия к роману «В бурном потоке».
ПРОЩАНИЕ С МИРНОЙ ЖИЗНЬЮ{1}
Никогда не было нас столько. Никогда раньше действительно не было столько людей, в которых дремал бы потаенный голос. Словно гнетущая, душная ночь сковала даже благоухание цветов; но повеет ветерком — и оцепенение спадет. Мы заранее должны проститься с миром, который обречен. Многие уже знают это, и неопределимое чувство делает из них поэтов. Они бродят среди нас, и смутно у них на сердце, они уже сбросили с себя оцепенение, но внутренне еще скованы. То, что есть, для них уже не существует, а то, что грядет, еще не складывается в слова.
Нет такого прошедшего, о котором стоило бы печалиться, существует лишь вечно новое, образующееся из разросшихся элементов былого, и достойная тоска по иному должна быть продуктивна, должна стремиться к созиданию лучшего будущего{4}.
Часть первая
I
— Неужели это необходимо, Александр? — спросила она и достала кружевной платочек. — Действительно необходимо? И как раз сегодня, когда было так удивительно хорошо! Нельзя, ну, хотя бы… отсрочить?
Он этого ожидал и, как хороший детский врач, убеждающий ребенка, что тот даже не почувствует укола, ласково, но настойчиво сказал:
— Нет, рыбка, отсрочка ни к чему, только хуже. Поверь мне. Единственно правильным будет поступить так, как было решено. Именно потому, что сегодня было удивительно хорошо. В конце концов так оно и должно быть, если хочешь расстаться друзьями и сохранить приятные воспоминания, верно ведь?
— Да, но… но когда так… так… — Рыдания не дали ей договорить. По щекам текли слезы. Она могла бы воспользоваться платком, но тогда он не видел бы ее слез, а надо было, чтобы он их видел. Все же плакала она не только поэтому и не потому, что она вообще любила поплакать, но и потому, что ей действительно было больно расставаться с ним. — Когда это так… так тяжело, Александр! Вдруг оказаться совсем одино-окой, поки-инутой. Да еще за день до Нового года! — Она уже не сдерживала слез и всхлипывала громко, по-детски.