Выбрать главу

— Нет, ничего не выйдет! — Кухарский остановился и забарабанил пальцами по жилету. — Не выйдет. Нельзя себя принуждать, статья может получиться хорошей только при вдохновении. Прав я или нет, голубушка фрейлейн Хуртиг?

— Естественно, правы, доктор Кухарский.

— Естественно! Вы даже не подозреваете, что это слово попало прямо в точку. В данном случае мне особенно мешает то обстоятельство, что все здесь кажется мне противоестественным. Да, это противно моему естеству писать об афере, где на первом месте фигурируют лица, принадлежащие к семье, с которой меня связывают давние узы дружбы. Не важно, что это бывшие члены семьи — покойный племянник или отставной зять. — Он остановился и ласково погладил свои три волоса. — «Отставной зять» — неплохое выражение; я думаю, его стоит записать, может, когда и пригодится.

— Уже записано, господин доктор.

— Браво, я всегда говорю, что у меня не одна половина, а две: жена и вы.

Фрейлейн Хуртиг покраснела, как институтка, и даже замурлыкала от удовольствия.

— Ах, господин доктор!

— А что? Разве не правда? Ну, так чего же тогда! А теперь займемся серьезными делами, как того требует жизнь. Мы и так уже потеряли много времени. Пожалуйста, пишите — нет, не статью, письмо господину Рейтеру. Можно диктовать? Отлично. «Дорогой друг, по зрелому размышлению я не могу не признать, что вы правы… Две точки… Наша газета не может пройти мимо этого инцидента и должна, следуя своей традиции, отозваться на него в духе критического либерализма… Восклицательный знак, или нет, просто точка… С другой стороны, вы, в свою очередь, не можете не согласиться со мной, что моя искренняя привязанность к вашей семье не позволяет мне приступить к анализу этой аферы… Написали? …с необходимым хладнокровием и остроумием… Точка… Итак, нам нужно поискать кого-нибудь, кто мог бы написать данную статью… Точка… При этом я вполне согласен с вами, что нас должна интересовать не личная трагедия несчастного офицера, а поведение клики, которая постоянно разглагольствует об усилении нашей военной мощи и в то же время подрывает ее из корыстных целей… Восклицательный знак. С новой строки… Если вы не имеете никого в виду, я предложил бы вам поручить написание этой статьи Гвидо Франку… Точка с запятой… За время работы он проявил вдумчивость и живой ум… Или нет, зачеркните, пожалуйста, вдумчивость и живой ум и напишите: умение приспособиться и сообразительность. Так. Гм. На чем мы остановились? Ага: и сообразительность… так что при соответствующем руководстве может дать что-нибудь годное… Точка… Во всяком случае, я поручу ему написать пробную статью… Точка… Искренне ваш и т. д. …» Все, голубушка фрейлейн Хуртиг. Пожалуйста, отправьте сейчас же письмо с посыльным, а ко мне пришлите этого самого Франка. Благодарю вас.

XII

Вот он, долгожданный случай!

Гвидо Франк понял это сразу и схватился за представившуюся возможность, твердо уверенный в победе. В течение этих дней он, как сказал Александр Кухарскому, был похож на кипящий котел. Для него не существовало ничего на свете, кроме «аферы» и его статьи, — нет: его миссии, ибо он призван так осветить дело, чтобы сразу попасть в число избранных. Он потерял сон. Исхудал. Кожа, обычно лоснящаяся, стала прозрачной, глаза подернулись задумчивостью. Весь облик приобрел что-то аскетическое. Казалось, его обступают тени Жирардена, Рошфора{80} и Лассаля.

Он съездил в Вену, в Будапешт и Загреб (деньги на поездки он достал, прибегнув к ломбарду), разыскал соперников и должников Гелузича и расспросил их. Он изучил всю активистскую литературу, практику международной торговли оружием. Он выпытал у жены одного иностранного маклера, что ее муж по поручению Гелузича продал вышеупомянутые кожаные комплекты правительствам двух балканских государств. Ему удалось заполучить секретную активистскую докладную записку, которая требовала превентивной войны как раз против этих двух «исконных балканских врагов Австрии» — в числе других ее подписал и Гелузич.

Когда Франк отдал законченную серию статей — она была озаглавлена «Ответственные неответственные» и начиналась перифразой афоризма Прудона: «Возможно, за родину и умирают безвозмездно, но работают на нее только за мзду» — Александр убедился, что не упущено ни одно из высказанных им пожеланий, что статья превзошла его ожидания.