Разговор продолжался в том же духе. Александр совсем оторопел. Не веря себе, смотрел он на министра. Неужели это возможно? Но нет, это не обман: граф Берхтольд не играет, эта тема увлекла его.
Вошел секретарь со стопкой толстых папок.
— Прошу прощения, ваше превосходительство!
Министр наморщил лоб.
— Всегда помешают. У меня нет времени. — Он взглянул на часы. — Mon dieu, мне действительно некогда. Для меня было истинным удовольствием, господин Рейтер… К сожалению, мне пора на неотложное рандеву. Может быть, подвезти вас, я еду по направлению к жокей-клубу? Что там у вас? — нетерпеливо обратился он к секретарю.
— Депеши из Албании, ваше превосходительство. — Секретарь открыл одну папку и достал несколько бумаг.
Граф Берхтольд бросил взгляд на лежавшую сверху. Он презрительно опустил углы рта.
— Вечно эти messages de panique[91]. И всегда не вовремя. Сейчас мне некогда этим заниматься. Пойдите к кому-нибудь из начальников отдела. Все нужные распоряжения вам даст граф Викенбург или господин фон Мура-Сомбат. Ну, как? — уже опять улыбаясь, обратился он к Александру.
— Очень благодарен, ваше превосходительство, но мне, к сожалению, в другую сторону.
— В таком случае разрешите окончить разговор. Боюсь, что я и так уже опаздываю.
XX
В приемной Александру пришлось чуть задержаться, — старого лакея не было на месте, но он тут же подоспел с пальто и шляпой Александра.
Между тем министр тоже вышел в приемную. Бросив взгляд в окно, он подошел к вешалке, на которой все еще висели те же четыре пальто и шляпы, которые Александр заметил, когда пришел. Граф Берхтольд с минутку что-то соображал, причем на лице у него появилось выражение сосредоточенной задумчивости. Потом принял решение:
— Драповое пальто и серый котелок, Жак. — Он заметил удивленное лицо Александра и жовиально пояснил: — Да, дорогой господин Рейтер, это мое изобретение. Надо иметь четыре выходных комплекта, тогда не страшны никакие неожиданности и можно всегда быть à quatre épingles[92]. Воротник поправили, Жак? Хорошо! Да, пожалуйста, еще зонт с черепаховой ручкой! Спасибо… Честь имею кланяться, господин Рейтер. Я был очень рад.
Александр медленно, как-то неуверенно брел по коридору, потом спустился по лестнице и вышел на подъезд. Он все еще не мог прийти в себя. Все еще в голове у него вертелся вопрос: «Как это возможно? Этот граф из юмористического листка, эта сверхкарикатурная карикатура на австрийского дипломата не чувствует себя смешным. Наоборот, он действует, командует, дирижирует политикой большого государства. И мы молчим. Как это возможно!»
Он подошел к стоянке фиакров.
Кучер чмокнул лошади.
— Покатаю, ваша милость?
— Что? Ах, вот что, — нет, спасибо. — Он побрел дальше знакомыми и незнакомыми улицами.
Неожиданно он очутился в какой-то, по-видимому, совсем неизвестной ему части города. Поблизости было кафе. Александр вошел. Косолапый кельнер подал ему газету. Через всю первую страницу шел жирный заголовок:
«Восстание в Дураццо. Князь Вид сбежал{86}. Конец албанской идиллии».
— Прикажете подать со сливками? — уже во второй раз спросил кельнер.
— Пожалуй, нет, лучше чашку черного кофе или… э, да все равно, дайте, что хотите.
— Тогда, может быть, кофе с молоком? — Кельнер подождал еще минутку, затем подозвал мальчика-лакея: — Кофе с молоком!
Он удалился. Александр посмотрел ему вслед. Он шел, переваливаясь на ходу, фалды засаленного фрака лениво болтались. «Словно крылья ворона, — подумал Александр, — воронье чует мертвое тело. Да, голубчик, воронье уже ждет. Теперь надо только найти, как приличней уйти со сцены. — Он залпом выпил кофе, которое принес мальчик-лакей. Горячая жидкость обожгла небо и зев. Зато в голове прояснилось. — В конце концов не так уж страшно сознание, что мир, к которому ты принадлежишь, стоит на краю могилы. Тем слаще будут дни, что еще осталось прожить до последнего «звонка».