С минуту Адриенна сидела неподвижно. Но вот затихли шаги кузины. Адриенна встала и направилась к двери. Все тихо. Она пошла к окну, вернулась к двери и опять к окну. Ботинки поскрипывали. Почему это у Валли никогда не скрипят ботинки? Да и вообще Валли…
Адриенна остановилась перед зеркалом. На туалете лежали гребенки. Она выбрала оранжевую гребенку в виде аграфа и воткнула в волосы. Оранжевый цвет не шел к ее светло-каштановым косам, но еще меньше шла претенциозная форма гребенки к ее скромной студенческой прическе.
— Фу, какое уродство! — не без удовлетворения констатировала Адриенна и, чтобы еще увеличить уродство, прижалась веснушчатым носом к зеркалу. Взгляд ее скользнул по туалетному столику. Там стоял пузырек, из которого Валли капала себе в глаза. Он не был закрыт. Адриенна понюхала. Никакого запаха! Она взглянула на этикетку. «Белладонна». Да ведь это же яд! Адриенна покачала головой. Она все меньше и меньше понимала кузину, Валли казалась ей чуть ли не развратной.
Адриенна поставила пузырек на место. Тут она заметила небольшую открытую книжку, лежавшую среди туалетных принадлежностей. Страницы были обсыпаны розовой пудрой. Адриенна прочитала:
«Что такое идеал, как не вечно искомое, далекое «я»? Мы ищем свое «я», следовательно, мы еще не имеем его. Мы стремимся быть такими, какими должны быть, следовательно, мы не таковы. Мы живем в страстной тоске, и целые тысячелетия мы жили в этой тоске и в надежде. Совсем иначе живешь, если живешь в… наслаждении!»
Она взяла книгу, открыла на первой странице. Там стояло: Макс Штирнер «Единственный и его собственность»{23}. Под напечатанным заглавием было написано от руки:
Затем следовало несколько слов на чужом, славянском языке.
— Ага, польский, — решила Адриенна.
Тут в комнату вошла Валли. Адриенна сконфузилась.
Валли не обратила внимания на замешательство кузины; захлебываясь от возбуждения, она начала рассказывать:
— Знаешь, я не стала ждать, пока дедушка приступит к допросу, и сразу сказала, что представляю, зачем он меня позвал, и потому сама во всем признаюсь. И тогда я рассказала, что вчера ночью у меня были двое моих друзей, польские студенты, и что мы говорили об их товарищах, которых преследуют. Дедушка удовлетворился. Отозвался шуткой на мой рассказ. Замечательно, правда? Стал уверять, что совсем не собирается выведывать мои тайны, а кроме того, он вполне может себе представить, что польские студенты не в ладах с царской полицией. Только я должна быть осторожной, а то как бы они не дали мне бомбу на сохранение, но это я, верно, и сама понимаю. А в общем, он в молодости тоже общался с русскими студентами и знает, какие они фантазеры. И глаза у него на минутку подернулись влагой и стали грустными. Знаешь, Адриенна, мне даже захотелось его поцеловать. А в заключение, ты только представь себе, он спросил, не поеду ли я с ним к одной его старой приятельнице, баронессе. Ябурек-то, выходит, был прав. Сегодня он только завезет к ней визитную карточку, но в ближайший четверг, когда он по-настоящему поедет к ней в гости, он возьмет меня с собой… Адриенна, да ты не слушаешь!
— Нет, нет, я… я внимательно слушаю, ты сказала, что поедешь с дедушкой. Мне тогда, пожалуй, лучше уйти.
— Ах, Адриенна, меня ты не обманешь. Я знаю, ты не слушала. И знаю, почему не слушала. — Валли показала на книгу, которую все еще держала Адриенна.
Адриенна опустила в смущении глаза, но тут же подняла их на Валли.
— Да, из-за книги. Тебе ее дали… они?
— А то кто же? Мне ее принес Саша. Чтобы я обязательно прочитала. Но я застряла на первых страницах. Ужасно скучно.
— Можно мне ее почитать?
— Пожалуйста.
— Можно сейчас взять?
— Почему такая спешка? Но, пожалуйста, бери.
Во время разговора Валли подошла к зеркалу и вытащила из прически гребенку и шпильки. Она по-новому причесала свои пышные волосы. При этом она спрашивала совета, правда, скорей не у Адриенны, а у себя самой, в какой цвет лучше окрасить волосы, потому что темно-русый уже надоел.