Теперь она подправила линию рта. Чтобы губы казались полней, соблазнительней, особенно верхняя, на которую, по мнению Валли, природа несколько поскупилась. «Барышня хоть куда, — решила Валли, любуясь на себя в зеркальце, — наивная и бойкая. Просто создана для того, чтобы ее похитили». Она задорно подмигнула своему отражению. В тот же миг у нее появилось неприятное ощущение, будто что-то ползет у нее по спине. Она быстро обернулась. Шагах в пяти от нее стоял Хохштедтер и закручивал кончики своих усов. Лицо его расплылось в самодовольной улыбке. Веселье Валли как рукой сняло. «И с ним я собиралась…» Она не додумала свою мысль до конца. Слюна во рту стала липкой. Даже то, что Хохштедтер тут, рядом, было ей неприятно, не говоря уже о прикосновении.
Он ничего не заметил.
— Вот ты и пришла! — Он взял ее под руку. — Идем, а то я совсем замерз. И ты тоже? Но мы скоро согреемся, хе-хе-хе!
В смешке, которым сопровождались эти слова, прозвучала нотка, переполнившая Валли отвращением. Она только смутно слышала, что он звал ее в свое ателье, где они приятно проведут время. Ее зеленые глаза потемнели и сузились.
Резким движением вырвала она руку и прошипела:
— К тебе в ателье? Сейчас? Ночью? Да ты что, спятил? Что ты воображаешь? С кем ты имеешь дело? Ах ты… ах ты… — Валли подыскивала особенно обидное слово. Наконец она нашла его. С таким видом, будто плюнула этим словом ему под ноги, она крикнула: — Ты имитация, ты подделка под турка, вот ты кто!
Она повернулась спиной к ничего не понимающему Хохштедтеру и убежала. Плечи ее вздрагивали сперва от рыданий, потом от смеха.
XI
Адриенна уже несколько раз порывалась уйти, но ее настойчиво уговаривали остаться до прихода Валли, и она осталась. Было уже без нескольких минут одиннадцать, и, если она еще засидится, родители могут вернуться из театра, а ее еще не будет дома. При непостоянстве характера Елены могло случиться, что ее вдруг обуяют материнские чувства и она захочет перед сном повидать дочь; если Адриенны не окажется на месте, она подымет весь дом, велит позвонить тете Каролине, — а тогда скажи прощай всем вечерним прогулкам. «Нет, дольше оставаться я уже не могу», — решила Адриенна. Она встала и надела пальто. Тут она заметила, что и новенький тоже собрался уходить.
— Уж не из-за меня ли вы поднялись? — недовольно спросила она. — Мне совсем недалеко. Только через Карлов мост перейти, меня провожать не надо.
— Честно говоря, я и не собирался вас провожать, — ответил Йозеф Прокоп, неестественно рассмеявшись. — Но до Карлова моста нам по пути. — Он снова рассмеялся, теперь уже не так деланно. — Нет, я собрался уходить не из-за вас. Я завтра в утренней смене, мне в пять часов вставать. — В голосе его прозвучала вызывающая нотка. — Да, рабочему человеку нельзя до поздней ночи рассуждать о пролетариате и всем прочем, как, видно, принято у вас, господа.
Саша хотел что-то возразить, но Аска удержал его.
— Брось, это мое дело. — Он обратился к Йозефу. — Нечего тебе задаваться, мальчишка. Если уж говорить, кто из нас настоящий пролетарий, то старик Аска всем несколько очков вперед даст. По-моему, это ясно. — Он стал перед самым носом Йозефа и задрал подбородок с пышной окладистой бородой.
Йозеф не полез в карман за ответом:
— Да, если считать, что все дело в наружности, тогда ты с такой бородищей за второго Карла Маркса сойдешь.
— Что? — крикнул Аска и с преувеличенным ужасом поднял обе руки. — За Карла Маркса? Да в своем ли ты уме? У меня борода, как у Маркса? А, каково? Это бакунинская борода, понял?
Окружающие расхохотались и заговорили все разом. Только Адриенна, до которой не дошло, чему все так обрадовались, молчала и думала об одном: как бы поскорее удрать.
Прокоп и Аска начали спорить о Карле Марксе и Бакунине. Адриенна попыталась было уследить за ходом их мыслей, но не могла; она чувствовала себя девочкой, присутствующей при умном разговоре старших. Отдельные слова, даже целые фразы она понимала, но смысл спора до нее не доходил.
Уже не в первый раз за сегодняшний вечер она чувствовала, что голова идет у нее кругом. «Куда я попала? — задавала она себе вопрос. — Ведь это же люди из какого-то другого, чуждого мне мира!» Она дернула Маню за рукав и попросила вполголоса, но тоном, не допускающим дальнейших уговоров: