На пластинке было вырезано:
«Пст! Пиктура — проекционный аппарат новейшего типа с механической сменой диапозитивов. Только для мужчин! Последняя новинка. Кассета вкладывается в аппарат, и диапозитивы сменяются самостоятельно, без посторонней помощи. В каждой серии 50 пикантных фотографий с натуры. Благодаря высокому качеству окуляров изображение получается чрезвычайно натуральное и рельефное. Новые серии можно приобрести через контору Пиктура, Вена III, почтовый ящик 124. Полная тайна гарантируется. Патенты во всех странах Европы и Америки. Проекционный аппарат Пиктура пользуется огромным успехом!»
Франц Фердинанд читал со все возрастающим возбуждением. Он открыл ящичек. К его немалому разочарованию, там оказался прибор точь-в-точь такой же, как тот стереоскоп тети Каролины, что лежал у нее на столике для игры в домино, — в него можно было любоваться очаровательными видами Зальцкаммергута или уличными сценами в Сараеве. Но разочарование как рукой сняло, когда Франц Фердинанд увидел в ящичке небольшую кассету с надписью «Серия № 1 — Греховные нравы Парижа — Мадам в дезабилье».
Франц Фердинанд вынул прибор, всунул в него кассету и приблизил стекла к глазам. Он увидел пышную даму, на которой был только черный корсет и ажурные чулки. Кокетливо улыбаясь, протянула она ногу бородатому кавалеру, который снимал с нее подвязку, и далеко не двусмысленным жестом предлагала ему продолжить процедуру раздевания.
Франц Фердинанд снова провел рукавом по влажному лбу. Стекла запотели. Он протер их дрожащими пальцами. В эту минуту раздался звонок на парадном. Франц Фердинанд почувствовал, что душа уходит у него в пятки. Он сунул прибор обратно в коробочку. Крышка не закрывалась. Опять зазвонил звонок, громче, чем прежде. Мальчик с силой нажал на крышку. Что-то щелкнуло, крышка подалась, и коробочка закрылась. Вздохнув с облегчением, Франц Фердинанд поставил ее на старое место. Соскочив со стула, он почувствовал, что у него подгибаются ноги, он подбежал к двери и прислушался.
В первую минуту шум в ушах заглушал все другие звуки. Потом он услышал, что Мария возится у входной двери и спрашивает, кто пришел. Она кого-то впустила, что-то сказала пришедшему, голос которого был незнаком Францу Фердинанду, потом несколько раз громко позвала: «Франц Фердинанд! Франц Фердинанд!» Все еще зовя его, пробежала она по коридору мимо кабинета в столовую, вернулась в прихожую и доложила:
— Его нет дома. Странно, я не слышала, как он уходил.
Посетитель удалился. Мария заперла парадную дверь и прошла на кухню. Опять наступила тишина.
В течение нескольких секунд Франц Фердинанд боялся шелохнуться. Все тихо. На цыпочках вышел он из кабинета, положил ключ за газовый счетчик и тихонько выбрался из дому.
На улице он огляделся вокруг и, убедившись, что ничто ему не угрожает, направился к Карлову мосту.
II
Пройдя, несколько шагов, Франц Фердинанд пустился рысцой, затем побежал шибче, все ускоряя темп. Подгоняло его не только желание побыстрее отделаться от трех книг, которые он достал еще до того, как обнаружил проекционный аппарат; дело в том, что каждый раз, когда он приходил в возбуждение, мысленно рисуя себе всякие страшные или заманчивые сцены, он чувствовал потребность мчаться, пока у него не захватит дух.
Франц Фердинанд, четырнадцатилетний подросток, был еще настоящим мальчишкой, ребячливым и шаловливым, однако он стоял уже на пороге возмужалости. Содрогаясь от удовольствия и отвращения, он обнаружил это всего несколько месяцев тому назад, внезапно пробудившись от взбудоражившего его сновидения, которое потом не раз старался пережить вновь.
Франц Фердинанд любил свою кузину Валли восторженной мальчишеской любовью, довольствуясь робким обожанием своего предмета и еще не догадываясь, что где-то в тайниках его существа тлеет искра вожделения. Из рассказов старших товарищей и тайного чтения энциклопедического словаря он уже имел какое-то представление об отношениях между полами. Первые наглядные уроки об особенностях женского тела он получил в кустах Штваницы{41}, где грязные девчонки с окраин задирали за мелкую монету юбки и показывали «причинное место». Однако у него было весьма смутное и фантастическое представление о любовных объятиях, и любопытство, вызванное пробудившимся половым инстинктом, не было удовлетворено.