Выбрать главу

Братия могла петь во всю глотку, громко читать молитвы и шумно трапезничать, в кухню через массивную стену в пять футов толщиной не доходило ни звука. Стук наборного цеха тоже почти целиком поглощали старые каменные стены. И все же стук линотипов был слышен в кабинете главного редактора, правда, глухо, словно отдаленный гул в морской раковине.

Такое поэтическое сравнение придумал Александр, который чувствовал нежную привязанность к этому помещению; по его словам, шум печатных машин, шорох гранок и тонкий запах рулонов ротационной бумаги и типографской краски порождают особый флюид, вдохновляющий к газетной работе.

Александр любил редакторский кабинет. Отсюда он много лет подряд руководил газетой. Одновременно с функциями редактора Александр уступил и кабинет главного редактора Адальберту Кухарскому, с которым его связывали давние приятельские отношения. Они начались еще со времени достопамятного дела Дрейфуса, о подоплеке которого Кухарский — в те дни парижский корреспондент католических газет — написал ряд превосходных статей, не напечатанных его клерикальными заказчиками и опубликованных затем Александром в «Тагесанцейгере».

Каждый раз, посещая редакцию, Александр прежде всего заходил в свой бывший кабинет и почти никогда не отказывал себе в удовольствии в прочувствованных словах выразить свою радость по поводу «свидания с потерянным раем».

— Можете считать меня безвкусным и сентиментальным, Кухарский, — прибавлял он, правда, потом, — но, что поделаешь, мне здесь хорошо, как в раю!

Однако в последнее время не видно было, чтобы Александр чувствовал себя, как в раю, по крайней мере, так казалось главному редактору. Что-то угнетает Александра. Он не совсем тот, что прежде, А может, он, Кухарский, ошибается? Ищет какие-то скрытые причины для плохого настроения, которое скоро пройдет?

Такие мысли приходили в голову главному редактору, в то время как он с легким сопением, свидетельствующим о напряженном внимании, наблюдал за Александром, который быстро шагал из угла в угол кабинета.

«Как зверь в клетке! — резюмировал Кухарский свои наблюдения. Он ждал нового взрыва со стороны Александра, который, критикуя последние номера газеты, неожиданно вспылил и затем так же неожиданно замолк. — Когда его снова прорвет? — Но Александр молчал. — Что-то с ним не в порядке, — продолжал размышлять Кухарский. — Но в конце концов, что такое порядок?» Он усмехнулся и скользнул взглядом по кипам газет, старым гранкам и рукописям, вперемешку валявшимся на письменном столе и всех полках. Ведь именно беспорядок спас в свое время газету. Тогда, в 1908 году, в дни крупных немецко-чешских уличных столкновений{45} два одержимых страстью разрушения демонстранта ворвались в редакцию, но, увидя кавардак, царивший в кабинете главного редактора, сейчас же ретировались, так как подумали, что другие погромщики уже побывали здесь. «Да, порядок иногда бывает вреден, или, как выразился бы Александр…» — Кухарский взглянул на Александра. Тот все еще, опустив голову, шагал из угла в угол. Он уже меньше хмурил свои насупленные, как у филина, брови, но глядел по-прежнему мрачно, гроза еще не миновала.

«Э, что там!» — Главный редактор извлек из-под вороха бумаг ножницы на длинной цепочке и прорезал ими воздух, словно для того, чтобы отрезать все дальнейшие размышления.

— Не знаю, что вам так не нравится в сообщениях нашего венского корреспондента, — сказал он вслух; он сделал паузу, подождал, не возразит ли Александр, но тот молчал, и Кухарский быстро заговорил, время от времени громко пыхтя, как паровоз, выпускающий пар: — Согласен, он пишет несколько претенциозно, так сказать, не по своим возможностям, но, с другой стороны, у него есть несомненные достоинства. Всюду, где можно раздобыть конфиденциальные сведения, он свой человек. У него особый нюх на сенсации, работает он быстро, на него можно положиться. Чего вам больше?

— Чего больше? — Александр остановился у письменного стола. На вид он был спокоен, но в голосе слышалось раздражение. — Чего больше? Не больше, а меньше; я хочу, чтобы в газете было меньше вот этих самых ноток! — Он вытащил из кармана зашуршавший номер «Тагесанцейгера». — Вот! — Он стал читать: — «Державы одна за другой увеличивают мощность своих армий, усиливается соревнование, расходы на вооружение растут не по дням, а по часам. В торговле застой, каждый знает, что должен себя урезывать, ничто не ладится. При таких условиях даже самый миролюбивый человек постепенно свыкается с мыслью, что лучше первым нанести удар, чем бездействовать и колебаться». — Александр скомкал газету. — Ну, что вы на это скажете? — Он глядел на Кухарского в упор.