IX
В кондитерской Штутцига «У конного рынка» приятно пахло в этот вечерний час горячим шоколадом, кофе по-карлсбадски со сбитыми сливками, свежеиспеченным дрожжевым тестом, тортами и модными духами.
Залы были переполнены, особенно много было женщин. Казалось, круглые мраморные столики облепили, сверкая трепетными крылышками и наполняя воздух своим жужжанием, рои пчел.
Капитан Леопольд Врбата сидел в боковой нише и ревниво оберегал от непрошеного соседа второй стул за своим столиком; многоголосая болтовня светских кумушек воспринималась им словно отдаленная ружейная пальба. Время от времени до его слуха долетал обрывок фразы — близкий выстрел, заглушавший остальные.
— Sécheresse du cœur[31], а то что же? Для современных женщин это типично. Все они страдают душевной черствостью.
— Я тут же рассчитала ее. В конце концов мой дом не голубятня, верно?
— И можете себе представить: он изображал из себя умирающего, а она появилась в виде танцующей монахини. Какая безвкусица, и это на балу, где собрались сливки общества…
— Но, дорогая моя, как вы хотите, чтобы при такой диете у вас были силы для работы в трех благотворительных комитетах?
— Она ему сказала: галстук — это для элегантного мужчины все, и если вы хотите появиться со мной на корсо…
Капитан чувствовал себя неуютно в дамском обществе, да еще в час, когда мог бы стоять дома у плиты и до ужина отведать новый сметанный соус. Да и повод, приведший его сюда, был ему неприятен. Он ждал Валли и при мысли о том, что он собирался ей предложить, чувствовал, что у него начинает сосать под ложечкой; то же ощущение, что было у него на приемном экзамене в кадетский корпус, или когда он впервые сошелся с домашней портнихой своей матери, или вроде того, что он испытал во время двух визитов к крупному дельцу Гелузичу. Польди казалось, что он опустошен, что все силы ушли из его тела.
Гелузич оба раза держал себя великодушно и безупречно вежливо. Он с первого слова одолжил капитану деньги, срочно необходимые для уплаты карточных долгов: раз — тысячу восемьсот, другой раз — три тысячи крон, и при этом самым дружеским образом, просто под расписку, «так сказать, под честное офицерское слово». И зачем только, заняв второй раз, Польди не ушел тут же, как после первого, чисто делового, визита? Зачем только он остался, пустился в разговоры, а под конец даже предложил сыграть один на один в тарок? Во время третьей или четвертой партии это и случилось. Гелузич, тасуя карты, так, между прочим, спросил, почему Польди вздумал обратиться к нему. Может быть, посоветовал кто-нибудь из однополчан?
— Нет, — сам того не ожидая, ответил Польди, — на эту мысль, как ни странно, навела меня Валли.
— Женщина? Черт возьми, это интересно. Кто же?
— Моя племянница, внучка Рейтера. Мне даже кажется, вы ее видели у баронессы Арндтем, не помните?
— Внучка Александра Рейтера, постойте, мне сдается… да, вспоминаю, совсем юное существо, но глаза, глаза! Зеленые, правда? — Лицо его расплылось в улыбке; у Польди от этой улыбки мороз пробежал по коже. — Послушайте, господин капитан, вы должны устроить мне встречу с этими красивыми глазками. Или, может, вы сами?.. Нет? Ну, тогда all right. Что? Разумеется, я не прошу ни о чем, на что вы не можете согласиться как родственник этой барышни и офицер, это само собой понятно. Но, с другой стороны, неужели вы откажете мне в дружеской мужской услуге?
И вот Польди сидел теперь здесь, в кондитерской, ковырял бисквитный тортик (в шоколадную начинку которого, по его мнению, следовало бы положить немножко больше орехов) и соображал, как ему получше выполнить поручение. Что, если Валли откажется или, чего доброго, вспылит?
Черт знает, в какое положение он попал! Мундир вдруг стал ему тесен. Польди незаметно сунул два пальца за воротник, чтобы вытащить целлулоидный подворотничок.
Он вздрогнул, как от удара, когда вошедшая Валли окликнула его:
— Алло, Польди!
Польди вскочил и хриплым голосом произнес:
— Целую ручку, сервус, Валли!
У столика стояла сияющая Валли. На ней был облегающий фигуру зеленый жакет с серебряными пуговицами и бобровым воротником. На правой, зарумянившейся от ветра щеке была наклеена черная мушка в форме сердечка. Из-под модной болгарской шапочки, придававшей ее лицу что-то мальчишеское, выбился золотистый локон.