— Да-а,— сказал он, глотая слезы,— угол один отбит...
И тогда я понял, что Вовку ничем не прошибешь.
И еще я вспомнил, что и сам был таким.
ПОД ДЕРЕВОМ
Я приехал в Гагры, только-только приехал, не успел еще оглядеться, шел по улице и вдруг увидел одного маленького мальчика. Он сидел на тротуаре, у меня на дороге, и был весь голый. Маленький такой толстый голыш с белой маленькой челочкой. Я уж хотел было обойти но он поднял на меня сном синие, смеющиеся глаза и сказал:
— Дяденька, достань мне мушмулу!
Я посмотрел на него так глупо и спрашиваю:
— Какую тебе, зачем?
Только-только приехал, ничего еще не знаю.
Он посмотрел на меня с удивлением и сказал:
— Чтобы я кушал...
Удивился, должно быть, что такой непонятливый человек попался.
Я посмотрел наверх, действительно надо мной, над этим тротуаром, висели такие маленькие плоды, желтенькие такие ягодки, мне; незнакомые. Что мне оставалось делать! Оглядываюсь на хозяйские окна и опасливо лезу на забор, чтобы достать одну такую ягодку.
— И Тане,— сказал он, протягивая руку к ягоде.
Какой такой еще Тане? Где она, эта самая Таня? Я
ее совершенно не заметил вначале. Действительно, сидит, оказывается, такая в сторонке, маленькая еще совсем, должно быть, подружка его. Сидит и молчит!
Сорвал я и Тане. А что было делать! Пришлось и Тане сорвать.
Он поглядел, как я сорвал эту ягодку Тане, и, поглядев на меня все теми же смеющимися глазами, сказал:
— Еще!
А ну тебя, парень! Я давай скорей убегать от него...
А ведь ждал сидел, сидел на этом тротуаре и меня высматривал. И к тем, что ростом были пониже, не обращался. Ждал, пока я подойду.
САШКА
Здесь же, в Гаграх, на пляже, познакомился я в те дни с еще одним мальчиком, лет, я думаю, одиннадцати... Он часто приходил к нам на пляж, к скале, здесь стоящей, со своими удочками, но рыболовничал как-то не охотно, всё больше лески развязывал, которые у него были все в узлах. Я, должно быть, спросил у него однажды, как у него идут дела, ловится ли что-нибудь. С этого, я думаю, и началось наше знакомство. Был он сильно конопатый, но не рыжий, как следовало бы ожидать. Голова у него была вся черная. Должно быть, отцом его был грузин. Я, разумеется, ни о чем таком его не расспрашивал, знал только, что зовут его — Сашкой.
Одет он был кое-как, в отличие от детей местных, которые тоже появлялись здесь, на пляже. Неухоженный какой-то, заброшенный, далее не всегда и умытый. Но чем-то он мне очень понравился, глаза были чистые.
Однажды, когда мы сидели тут, на берегу, я, взяв палочку и посмотрев на него, написал на песке: «Сашка...» Он испугался, решил, как видно, что я напишу что-нибудь плохое, не хорошее, может быть, даже «Сашка дурак», а я взял и написал: «Сашка — хороший парень»... Он заулыбался, обрадовался и стал, по своей привычке, заглядывать мне в глаза. Очень был рад!
Я потом еще писал что-то, но он уже не читал, не хотел, и стирал, не глядя, боялся, должно быть, что я все-таки обману его и напишу что-нибудь другое, взамен того, что написал в первый раз.
Так он от меня и не отходил целый день. Должно быть, ему, маленькому, не часто говорили такие слова.
СЫН
Я шел по набережной, по краю пляжа, слушал, как там, за пёстро раскрашенными ларьками, погромыхивал прибой. Впереди меня шли двое: мальчик и взрослый. Мальчик, он с белой челкой, с головой, стриженной наголо, все время оглядывался, все время гнул голову куда-то вбок...
Вот, прямо на дороге у нас, высокая железная коляска. На ней стеклянные трубки всех цветов и прыскающий крап.
— Пап, купи поды с сиропом... услышал я голос мальчика.
Но рука отца уже ведет мальчика дальше. Отец высокий, и ему, маленькому, идти с ним неудобно. Идет он как-то боком. И оттого что он весь перегнулся, он идет и прихрамывает.
Все горит, все сверкает и радует. И золотой этот пляж, и эти тонкие, направленные вверх струи, и крупная, белая, покрытая налетом соли галька, хрустящая под ногой.
Нет, никогда бы оп так не торопился, если бы он шел один!
Или вот этот дядя, продающий рыбок. Как медленно плывут они в зелено-желтом, пронзенном солнечным лучом аквариуме. Это настолько интересно, что мальчик останавливается. Но та же рука взрослого тянет его вперед.
— Пап, купи красную рыбку. Хоть одну...— доносится до меня.
Парень ни капли не обижается, что отец не обращает на него никакого внимания и как будто даже не слышит его...
Сразу за столом с аквариумом — киоск с канцелярскими принадлежностями.
— Пап, купи красный карандаш...
И действительно, столько интересного остается позади...
Повернув за ларек, они спускаются вниз. Я некоторое время еще вижу спину отца, его руку. На минуту задерживаюсь у киоска. Мальчика я уже не вижу, но я слышу:
— Пап, купи мне...
ЗУБ СЛОМАЛ
Пришли мы с моей дочкой в зубной кабинет. Конечно, девочка есть девочка, она уже от двери боится: стоит ни жива ни мертва. Врач, женщина молодая, посадила ее в кресло, сказала, что бояться не надо, больно не будет, а сама стала пока готовить инструменты и тем временем рассказывать разные истории. И, между прочим, рассказала об одном мальчике, своем пациенте, которого она хорошо знала, потому что он у них во дворе жил. Я думаю, она это для того рассказывала, чтобы найти подход к девочке, чтобы она не боялась... Играл он, этот парнишка, с товарищами, упал, и зуб у него сломался.
— Усадила я его в кресло и наложила щипцы. Только стала нажимать покрепче, смотрю, он плачет... Вот тебе раз, думаю, такой смелый был парнишка и вдруг заплакал. Я инструмент бросила даже, наклонилась к нему, спрашиваю: «Что с тобой, Юра, отчего ты плачешь?» А он и успокоиться не может, сидит и слезы глотает... Я рассердилась и говорю ему тогда: «Ну как тебе не стыдно, такой большой...»
«Да,— он мне сказал,— я любую боль могу терпеть, когда у меня зубы сжаты... Авы говорите: «Раскрой рот!»
Тут уж он совсем разрыдался. От огорчения — от того, что так у него вышло...
Вырвала я ему зуб, но и сама расстроилась. Мне жалко его сделалось. Он хоть и маленький был, но все у нас его очень уважали. Говорил он всегда мало. Потому что он вырабатывал характер...
Девочка моя, надо сказать, держалась хорошо, она далее ни разу не пожаловалась. Хотя зуб и у нее был трудный. Только когда она услышала «открой ротик», у нее закапали слезы. Была она девочка терпеливая, такая же, как тот мальчик...
РАЗГОВОР ПО ТЕЛЕФОНУ
Приехал я в Баку и позвонил своему товарищу, живущему здесь. Сначала я даже не знал, правильно ли я звоню, тот ли это телефон. Я подробно объяснил, кто я и кому звоню.
— Он придет через полчаса,— сказали мне. Я по голосу не понял, с кем я разговариваю, но обрадовался, что я попал куда надо.
— Скажите ему, пожалуйста, когда он придет, что звонил такой-то, что он мне очень нужен, что я остановился в гостинице...
— Постойте!.. Постойте!..— сказал мне на все это человек, который со мной разговаривал, и, по-видимому, куда-то ушел, потому что мне некоторое время пришлось его ждать.
— Су...— сказал он, записывая мое имя по слогам и буквам.
Все это очень серьезно, с большим достоинством, не спеша.
«С характером товарищ»,— подумал я, не сразу почему-то сообразив, что надо дать свой номер телефона, поскольку телефон есть в комнате, и что это проще. Действительно, номер телефона был записан на аппарате, я его нашел.
— Запишите номер телефона,— сказал я,— и скажите, пожалуйста, чтобы он мне позвонил, когда придет домой...— И я уже стал диктовать номер телефона.
— Постойте! Постойте!— услышал я опять тот же решительный голос. И разговаривающий со мной опять ушел куда-то.