Но мы родились в СССР, и поэтому миллиардеров из нас не получилось. Правда, справедливости ради, скажу, что за новую победу советской технической мысли нас щедро наградили. Каждый получил 25 рублей (25 + 25 50 — премия за авторское свидетельство).
Жалею ли я, что не стал миллиардером? Возможно, родись я в США, этот вопрос играл бы для меня огромную роль. Но я рожден не в США или Англии, Германии и пр., и даже не в России, лихорадочно строящей капиталистическое общество, а в СССР — стране, где прожил большую часть своей жизни, стране, которой гордился, в чьи идеалы пусть наивно, но искренно верил. И эти идеалы (увы, испохабленные, перевернутые с ног на голову, преданную коммунистическими вождями, некоторые из которых безбедно, в почете доживают жизнь) не могли не отложить отпечатка на мое мировоззрение. Поэтому не жалею о призрачных миллиардах. Жаль только, что Россия по-прежнему «родина слонов».
Послесловие к главе.
Из Большой советской энциклопедии: олигархия — форма правления, при которой… власть принадлежит небольшой группе людей, как правило, наиболее экономически могущественных… В России Борис Ельцин открыл олигархам зеленый свет, а точнее — породил их.
Для меня слово «олигарх» отождествляется со словом «вор». Это вовсе не означает, что мне ненавистно и слово «миллиардер». С огромным уважением отношусь к мультимиллиардеру Биллу Гейтсу, основателю и руководителю могущественной «империи» «Майкрософт». Он, как в свое время Генри Форд, заработал свои миллиарды тяжким трудом, высочайшим интеллектом, талантом руководителя и коммерсанта (в лучшем с моей точки зрения смысле).
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Омск
Омскъ — обл. гор. Акмолинской обл… на прав. берегу р. Иртыша. При устье р. Оми… Климатъ умеренный, но частые ветры, производящие зимой бураны, а летом несущие тучи пыли, и быстрые колебания температуры делают его не особенно здоровымъ. Больниц 9 и 1 амбулатория для скота. 8 врачей…
Жизнь побросала меня по многим городам. Родился в Симферополе, 19 лет прожил в Москве, 11 — в Одессе, 12 — в Омске, вот уже более 20 живу в Новороссийске. А во скольких городах жил месяцы, год-другой, бывал проездом в многочисленных путешествиях по стране и за рубежом…
Но самый памятный, самый любимый из «моих» городов все-таки Омск. Город, который я покинул с болью и оттого лишь, что «не особенно здоровый климат» «наградил» жену многолетним жестоким плевритом. Болезнь (тьфу-тьфу!) как ветром (знаменитой «борой») сдуло в Новороссийске, хотя тот тоже не может похвастать здоровым климатом.
В Новороссийск меня переманили бывшие аспиранты, «укоренившиеся» в морской академии, которая тогда, в 1982, была еще высшим инженерным морским училищем. Сейчас вообще началась бурная и не очень понятная мне «переаттестация» — институты становятся университетами, училища — академиями…
Я расстался с Омском, пожертвовав званием заслуженного деятеля науки и техники РСФСР, к которому был представлен, но сохранив самые добрые отношения и с руководством института, и с коллегами.
Омск — современный город, сегодня уже «миллионник». В мое время в нем было 13 полноценных вузов — политехнический институт, где я работал, сибирский автодорожный, инженеров железнодорожного транспорта, медицинский… Можно продолжать и продолжать!
А какие заводы в Омске, научно-исследовательские институты, конструкторские бюро! Именно в Омском НИИ связи были созданы широко известные судовые радиоприемники «Сибирь» и «Циклоида». Наш факультет выпускал до 150 радиоинженеров широкого профиля и столько же конструкторов-технологов. Их буквально расхватывали местные заводы и НИИ.
А какие люди жили (и наверняка живут!) в Омске — доброжелательные, общительные, неконфликтные. Нигде я не ощущал такого человеческого тепла, каким в первые же дни окутал нас с женой Омск!
Здесь для меня наступил пик научной карьеры. Мне посчастливилось создать школу, чем может гордиться далеко не каждый ученый. Вот в Новороссийске у меня школы нет и уже никогда не будет. Как ни жаль, морским пароходством я не востребован. Да и зачем ему развивать отечественную науку, если за валюту (а ее у пароходства хватает!) можно приобрести любой прибор зарубежного производства, причем без «головной боли». Ведь иностранные навигационные, и не только навигационные, приборы пока еще по качеству и эргономике превосходят отечественные. Но это — квадратура круга: как могут наши приборы в технологическом (именно технологическом!) плане конкурировать с зарубежными, если валюта «плывет» мимо их разработчиков! О моей курьезной попытке научного сотрудничества с пароходством расскажу в следующей главе.
В Омске мы вели большие по масштабам «хоздоговорные» научно-исследовательские работы с крупными предприятиями страны. К сожалению, я до сих пор не имею права рассказать о существе этих работ. Скажу только, что с финансированием и кадрами проблем у нас не случалось. И заказчики были нами довольны.
Мы выпускали межвузовский сборник, скамейка желающих поступить в аспирантуру не пустовала.
В Омске я стал научным комментатором нескольких газет, вел передачи на местном телевидении. И — парадокс! — будучи беспартийным, состоял нештатным лектором обкома КПСС: регулярно читал лекции о научно-техническом прогрессе.
У нас считается «модным» бросать камни в покойную КПСС. Да, за ней числится множество «грехов». А я вот хочу добрым словом вспомнить Сергея Иосифовича Манякина — первого секретаря Омского обкома, впоследствии председателя комитета народного (или «госпарт» — не помню) контроля СССР. Это его сыну я «безнаказанно» поставил «двойку» на экзамене.
При Манякине Омск процветал. И партийную «камарилью» Сергей Иосифович держал в ежовых рукавицах. Мой знакомый — герой социалистического труда, член бюро обкома, жил в хорошей, хотя по нынешним меркам далеко не роскошной, квартире, но… с женой, сыном, женой сына, дочерью, мужем дочери и внуком. Он долго не решался просить Манякина отселить «молодое поколение». А об отдыхе на Канарских островах и речи не могло быть. Работал до глубокой ночи. Отлеживался в больнице в предынфарктных состояниях.
Это, конечно, не правило, а, скорее всего, редкое исключение. В годы «позднего застоя» Манякин лечился в Кремлевской больнице. А Брежнев в это время совершал нечто вроде инспекционной поездки по сибирской магистрали. Сергею Иосифовичу пришлось специально лететь в Омск, чтобы встретить поезд генсека и полчаса поговорить с ним. Леонид Ильич пожурил Манякина за то, что Омская область «слишком хорошо живет» и поставил ему «на довольствие» несколько соседних областей. На другой день полки продовольственных магазинов опустели…
Прошло более двадцати лет с тех пор, как я покинул Омск, а его улицы все еще перед моими глазами…
В 1996 году мне стукнуло семьдесят. Я невольно вспомнил свой пятидесятилетний юбилей в Омске: торжественный зал, изобилие цветов и папок с поздравительными адресами, трогательные речи ректора, коллег, журналистов, заводчан… Тогда я не знал, что ничего подобного в моей жизни уже не будет. Но, к моей неописуемой радости в день семидесятилетия я получил — не награду, а нечто более высокое, чем самая высокая из наград… Это были поздравительная телеграмма молодого омского ректора, которого я и в глаза не видел, хрустальная бригантина, сделанная в одном из омских НИИ, и трогательный адрес моих учеников и бывших сотрудников.
И это спустя четырнадцать лет после нашего расставания!