Один из гостей выступил вперед и сказал:
— В течение долгого времени мы наблюдали за вашими сородичами.
Он старательно отчеканивал каждое слово.
— Моими сородичами? — спросил Камерон. — Нас же только двое — я и жена. Что она такое натворила?
Тот продолжал:
— Мы выбрали для первого контакта это место потому, что оно достаточно уединенное и спокойное. Мы знаем, что вы здешний руководитель.
— Я шериф, если вы это имеете в виду, так что валяйте. В чем дело?
— Мы тщательно скопировали то, как вы одеваетесь, и даже вашу внешность.
— Значит, по-вашему, я одеваюсь вот так? — Камерон только сейчас заметил, какие на них костюмы.
— Мы хотим сказать — то, как одевается ваш господствующий класс. Кроме того, мы изучили ваш язык.
Было видно, что Камерона наконец осенило.
— Так вы, значит, иностранцы? — сказал он.
Камерон недолюбливал иностранцев, так как встречался с ними преимущественно, пока служил в армии, но он всегда старался быть беспристрастным.
Человек с летающего блюдца сказал:
— Иностранцы? О да. Мы из того места, где много воды, — по-вашему, мы венерианцы.
(Я едва собрался с духом, чтобы моргнуть, но тут снова оцепенел. Я же видел летающее блюдце. Я видел, как оно приземлилось. Я не мог этому не поверить! Эти люди — или эти существа — прилетели с Венеры!)
Но Камерон и бровью не повел. Он сказал:
— Ладно. Вы — в Соединенных Штатах Америки. Здесь у всех нас равные права независимо от расы, вероисповедания, цвета кожи, а также национальности. Я к вашим услугам. Чем могу вам помочь?
— Мы хотели бы, чтобы вы немедленно связались с ведущими деятелями ваших Соединенных Штатов Америки, как вы их называете, чтобы они прибыли сюда для совещания, имеющего целью присоединение вашего народа к нашей великой организации.
Камерон медленно багровел.
— Значит, присоединение нашего народа к вашей организации! А мы и так уже члены ООН и бог весть чего еще. И я, значит, должен вытребовать сюда президента, а? Сию минуту? В Твин Галч? Сказать ему, чтобы поторапливался?
Он поглядел на меня, как будто ожидая увидеть на моем лице улыбку. Но я был в таком состоянии, что вышиби из-под меня стул — я бы даже упасть не смог.
Человек с летающего блюдца ответил:
— Да, промедление нежелательно.
— А Конгресс вам тоже нужен? А Верховный суд?
— В том случае, если они могут помочь, шериф.
И тут Камерон взорвался. Он стукнул кулаком по своим бумагам и заорал:
— Так вот, вы мне помочь не можете, и мне некогда возиться со всякими остряками, которым взбредет в голову явиться сюда, да еще к тому же иностранцами. И если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я засажу вас за нарушение общественного порядка и никогда не выпушу!
— Вы хотите, чтобы мы уехали? — спросил человек с Венеры.
— И сейчас же! Проваливайте туда, откуда приехали, и не возвращайтесь! Я не желаю вас здесь видеть, и никто вас здесь видеть не желает.
Те двое переглянулись — их лица как-то странно подергались. Потом тот, кто говорил до этого, произнес:
— Я вижу в вашем мозгу, что вы в самом деле желаете, и очень сильно, чтобы вас оставили в покое. Мы не навязываем себя и свою организацию тем, кто не хочет иметь дела с нами или с ней. Мы не хотим вторгаться к вам насильно, и мы улетим. Мы больше не вернемся. Мы окружим ваш мир предостерегающими сигналами. Здесь больше никто не побывает, а вы никогда не сможете покинуть свою планету.
Камерон сказал:
— Послушайте, мистер, мне эта болтовня надоела. Считаю до трех…
Они повернулись и вышли. А я-то знал, что все их слова — чистая правда. Понимаете, я-то слушал их, а Камерон — нет, потому что он все время думал о своем подоходном налоге, а я как будто слышал, о чем они думали. Я знал, что вокруг Земли будет устроено что-то вроде загородки и мы будем заперты внутри и не сможем выйти и никто не сможет войти. Я знал, что так и будет.
И как только они вышли, ко мне вернулся голос — слишком поздно! Я завопил:
— Камерон, ради бога, они же из космоса! Зачем ты их выгнал?
— Из космоса? — Он уставился на меня.
— Смотри! — крикнул я. Не знаю, как мне это удалось — он на двадцать пять фунтов тяжелее меня, — но я схватил его за шиворот и подтащил к окну, так что у него на рубашке отлетели все пуговицы до единой.
От удивления он даже не сопротивлялся, а когда опомнился и хотел было сбить меня с ног, то заметил, что происходит за окном, и тут уж захватило дух у него.
Эти двое садились в летающее блюдце. Блюдце стояло там же, большое, круглое, сверкающее и мощное. Потом оно взлетело. Оно поднялось легко, как перышко. Одна его сторона засветилась красновато-оранжевым сиянием, которое становилось все ярче, а сам корабль — все меньше, пока снова не превратился в падающую звезду, медленно погасшую вдали.