— Я на твоей стороне, Рагусник, но иначе не могу.
— Почему, если ты на моей стороне? Разве в твоем мире обращаются с людьми так, как они обращаются со мной?
— Больше нет. Но даже если ты прав, нельзя забывать о тридцати тысячах человек, живущих на Элсвере.
— Они бы уступили, ты все испортил. Это был мой последний шанс.
— Они бы не уступили. К тому же ты в некотором роде победил. Они поняли, что ты возмущен. До сегодняшнего дня они и не думали, что Рагусник может быть недоволен, что он может причинить неприятности.
— Ну и что из того, что они это узнали? Теперь они всегда смогут пригласить человека из другого мира.
Ламорак энергично замотал головой. Эта мысль не оставляла его последние горькие часы.
— Они знают, а значит, начнут о тебе думать. Найдутся те, кто посчитает, что с человеком нельзя так обращаться. А если они начнут приглашать людей из других миров, вся Галактика узнает, что творится на Элсвере. Общественное мнение будет на твоей стороне.
— И?..
— Все изменится. Когда вырастет твой сын, ситуация поменяется к лучшему.
— Когда вырастет мой сын, — угрюмо повторил Рагусник. Щеки его ввалились. — А я мог добиться этого сейчас!.. Ладно, я проиграл. Я возвращаюсь к работе.
Ламорак почувствовал непередаваемое облегчение.
— Если вы придете сюда, сэр, я посчитаю за честь пожать вашу руку.
Рагусник вскинул голову. В глазах его светилась мрачная гордость.
— Ты обратился ко мне «сэр» и предложил пожать руку? Занимайся своими делами, землянин, и не суйся в мои. А руки я тебе не подам.
Ламорак проделал обратный путь, радуясь тому, что кризис завершился, и испытывая одновременно глубокую депрессию.
Дойдя до перегороженного коридора, он с удивлением остановился. Ламорак огляделся в поисках другой дороги, но тут откуда-то сверху прогремел голос:
— Доктор Ламорак, вы меня слышите? Говорит советник Блей.
Ламорак вздрогнул и поднял голову. Казалось, голос доносился из динамика громкой связи, но он не увидел никаких признаков подобного устройства.
— Что случилось? — спросил он. — Вы меня слышите?
— Слышу.
Ламорак непроизвольно перешел на крик:
— Что происходит? Здесь какая-то преграда. Возникли сложности с Рагусником?
— Рагусник вернулся к работе, — ответил голос Блея. — Кризис завершился, вы должны готовиться к отлету.
— Котлету?
— К отлету с Элсвера. Вас уже ждут на корабле.
— Подождите, — опешил Ламорак, — Я же не закончил исследование.
— Ничем не могу помочь, — откликнулся Блей. — Вас проводят на корабль, сервомеханизмы доставят туда ваши вещи. Мы считаем… мы считаем…
— Что вы считаете? — В голове Ламорака начало проясняться.
— Мы считаем, что вам не следует общаться ни с кем из жителей Элсвера. Надеюсь, вы постараетесь избежать неловкости и больше сюда не прилетите. Мы готовы встретить ваших коллег, если вам необходима дополнительная информация.
— Понятно, — глухо произнес Ламорак.
Похоже, он сам стал Рагусником. Он прикоснулся к приборам, которые соприкасались с нечистотами. Он стал неприкасаемым. Он стал охотником за трупами, пастухом свиней, запертым в нужнике.
— Прощайте, — сказал Ламорак.
— Прежде чем мы вас отправим, доктор Ламорак… Спасибо вам от имени Совета Элсвера за помощь в разрешении кризиса.
— Не стоит, — горько произнес Ламорак.
Пустота!
— Положительно, — сказал Огест Пойнтдекстер, — существует такая вещь, как необоримая гордыня. Греки называли ее «хубрис» и считали вызовом богам, за которым всегда следует «ате» — воздаяние. — Он неуверенно протер свои бледно-голубые глаза.
— Очень мило! — раздраженно отозвался доктор Эдвард Баррон. — Но какое отношение это имеет к тому, что сказал я? — Лоб у него был высокий, перерезанный горизонтальными складками, которые глубоко наморщивались, когда он презрительно поднимал брови.
— Самое прямое, — ответил Пойнтдекстер. — Создание машины времени уже само по себе вызов судьбе. А вы еще усугубляете его своей безапелляционной уверенностью. Откуда у вас убеждение, будто ваша машина способна действовать на протяжении всего времени, исключая самую возможность парадокса?
— А я и не знал, что вы суеверны, — заметил Баррон. — Все очень просто: машина времени — такая же машина, как всякая другая, и кощунственна она ровно настолько же. Математически она аналогична лифту, поднимающемуся и опускающемуся в шахте. Так почему же это может грозить воздаянием?