В «Юноне и Авось» есть песня, вполне отвечающая безмерному удивлению советских диссидентов, на голову которых пролился золотой дождь перестройки. Вот эти слова: «Нас мало, нас очень мало, и самое страшное — то, что мы врозь, но из всех трущоб и из всех подвалов нас выводит «авось». Нам не на что было рассчитывать. Это еще Твардовский описал в «За далью — даль»:
Система казалась такой же мертвой, ледяной и закостеневшей, как замок Снежной королевы в Лапландии. Что послужило основой чуда? Какую высокую технологию изобрело для нас, недостойных, Провидение?
Говорят, цены на нефть упали. Это мотив: стало голодно. Но это полмотива. В соседней Северной Корее 2 миллиона человек за один год умерли с голоду, и никакой перестройки. Далекая Куба давно живет по карточкам (до сего года — 7 яиц в месяц на едока, а сейчас целых десять). Говорят, Рональд Рейган разорил СССР, намеренно разорил, «гонкой вооружений», и СССР остался без штанов. Да благословит Бог Рейгана за его добрые намерения и вклад в ликвидацию Союза, но и этого было бы мало. У Ирана нет никаких шансов по вооружениям догнать США, однако они хамят «Большому Сатане» как могут и готовятся с утра до вечера к войне то ли с Западом, то ли с прогрессом, то ли и вовсе с историческим процессом. Под фанфары и аплодисменты, голосуя за религиозных фанатиков (с элементами уличного хулиганства) на президентских выборах. Чудо — это точка пересечения многих факторов, но элемент непознаваемого над этой точкой тоже парит.
Горби, фантазер и затейник Горби, честный Горби, искренне, с подачи Зденека Млынаржа, веривший в социализм с человеческим лицом (та же спасительная для нас Утопия, что и у рабочих из «Солидарности», и у прекрасного, верующего в Добро, наивного Дубчека), был нашим шансом, нашим привратником у входа в Страну чудес. Был ли он Штирлицем, заранее решившим развалить последний Рейх вместе со своей радисткой Кэт — Раисой Максимовной? Как могли так просчитаться Мюллеры, Шелленберги, Борманы из ЦК и Политбюро? Понял ли он по дороге, что режим не спасти, что эта штука реставрации и косметическому ремонту не подлежит? А может, социализм с нечеловеческой харей просто развалился у него в руках, не выдержав напряжения, пируэтов и экспериментов?
Очевидно одно: от Горби, выключающего микрофон Сахарову, до Горби, председательствующего в мэрии (новом здании у Белого дома) на оппозиционном Демократическом совещании в начале путины (то есть путинского правления), — такая дорога, такая пропасть, что мало кому удавалось ее преодолеть. Конечно, еще фантастичнее пример нашего Милована Джиласа, Александра Николаевича Яковлева, который стал для Горби тем, чем был Сперанский для Александра I. Из Политбюро, из клоаки ЦК КПСС, от организации процесса Даниэля и Синявского — до превращения в полноценного диссидента, до выстраданного и полного раскаяния. Если Раиса Максимовна была для Горби музой, то Яковлев был его ангелом-хранителем, его гувернером, наставником. А когда Горби споткнулся и отстал, то на пороге замаячил ГКЧП. К счастью, Михаил Сергеевич не был похож на Тито: он Яковлева не посадил ни на три года, ни на семь лет. Они просто разошлись. Яковлев-Сперанский мог бы и ельцинские реформы провести, и эрхардовские санкционировать. Но Михаил Сергеевич стал пугаться самого себя.
Огромный корабль скрипел, разваливался, тонул у него под ногами. Советский «Титаник» наткнулся на реальность, как на айсберг; все «вражеские голоса» оказались правы: социализм от капитализма безнадежно отстал. И эта истина распорола злополучный красный лайнер чуть ли не пополам. В холодных северных водах России тонуло помпезное и бесполезное советское прошлое с его подлостью, жестокостью и неравенством даже в праве на жизнь. Все было как на «Титанике»: шлюпок для большинства не припасли, только для первого класса. Ни один партийный или Лубянский босс не пошел на дно, все устроились. Впрочем, надо уметь плавать: это входит в определение «личность». Михаил Сергеевич не понял до сих пор, что СССР должен был утонуть, что это было благо прежде всего для пассажиров. Стоя на мостике обреченного корабля, он пытался его спасти; он не знал, что это кораблекрушение и есть первый этап спасения. Он поплыл против течения с весны 1989-го.