Котяра улыбнулся лучезарно и хлопнул меня лапой по плечу.
— Не бзди, лягушка, болото наше!
Я впервые услыхал его смех, короткий и резкий, будто ножовкой водили по железке: «Их-их-их-их-их».
Наглость Котяры была ошеломительна. Я растерялся.
3
Экскурсия
На причале раздались возбужденные голоса. Соседи шумно торговались с кем-то, как кавказцы на Мальцевском рынке. Но клиент оказался тертый, и сделка начала таять в разноголосице. Тогда один из соседей как последний аргумент крикнул просительно:
— Лень, а Лень, выйди на минутку!
Я понял, что Котяра занимал в профсоюзе катерников солидное положение. Котяра усмехнулся презрительно:
— Что за базар? Пойду разберусь.
Он с кошачьей легкостью взлетел по трапу на палубу. Возбуждение на причале снова достигло своего апогея. Отчетливо доносился хрипловатый фальцет Котяры. Наконец чей-то сытый голос спокойно сказал:
— Молчать!
На причале воцарилась тишина, сытый голос закончил:
— Отдыхайте, недоумки. Надо было в школе в тетрадках писать, а не на лапах наколки. Жуйте сопли теперь… Зеленые сопли вместо зеленых денег… Все свободны.
Я понял, что про наколки — это он о Лене ввернул, и удивился, что наглый Котяра ничего ему не ответил. В полной тишине о причал плюхнулись бортами катера, и в каюту вернулся совершенно убитый Котяра. Он упал на бархатный диванчик и сложил на груди лапы.
— Что случилось, Леня? — спросил я, скрывая интерес.
Котяра грустно махнул лапой:
— Да ну… Такие бабки… и полный облом…
— У тебя облом? Не верю, — подзадорил я его.
— Да ну… — сокрушался Леня. — Интуристы просят их час покатать за валюту. У нас-то как раз время девать некуда. До открытия кассы… И облом!
— В чем проблема?
Котяра тяжело вздохнул.
— Их не просто катать, им о Питере рассказать нужно…
Столбик в двести граммов коньяка наконец-то полностью впиться в кровеносную систему моего организма.
— Леня, неужели ты им ничего не можешь о Питере рассказать? С виду ты такой ученый Котяра.
Леня не обратил внимания на обиду.
— Я ученый, только в другой области. Им гид настоящий нужен. Специалист.
Настал наконец момент поставить на место наглеца!
— Иди зови иностранцев. Я им покажу Питер!
Котяра недоверчиво фыркнул:
— Ты разве гид?
— Я покруче буду, Котяра. Я профессиональный историк! Беги! Пока бабки не уплыли!
Котяра взвился с дивана, бросился к трапу, оглянулся на ходу, оскалил золотую пилу:
— Гляди, Славик, если кинешь — финал!
И Котяра грязным пальцем чиркнул по своему горлу.
На причале снова взвился его хриплый фальцет. Значит, иностранцы еще не ушли. Хотя мне не давал покоя спокойный сытый голос, к иностранцам явно не имеющий никакого отношения. Я захотел увидеть этого человека.
Но прежде я открыл стеклянный бар, накапал себя половину дозы перед работой и чуть усталый вышел на палубу. Соседи сидели в своих плавсредствах, задрав удивленные лица к набережной. Я поглядел наверх.
У зеленого Строгановского дворца белел Шикарный автомобиль. Перед лимузином стоял крупный коротко-стриженый мужчина в светлом плаще с поднятым воротником. Котяра, сложив лапы перед собой, что-то объяснял ему, кивая башкой в сторону катера.
Мужчина открыл дверцу лимузина и сказал:
— Мсье Леон, шкипер клянется, что настоящий гид есть. Историк.
Из машины вышли сразу трое, в полумраке неотличимые: все в ветровках, в кроссовках, за плечами торбочки. Обычные туристы то ли из Рязани, то ли из Архангельска. Но заговорили они по-французски бодро и раскатисто, смеялись чему-то: о-ля-ля!
Мужчина в белом плаще первым спустился на причал и подошел к нашему катеру. Внимательно оглядел меня суровыми серыми глазами. Мой мокрый «жлобский прикид» от Версаче выглядел после всего очень скромненько.
— Ты серьезно историк? — спросил мужчина недоверчиво.
Я кивнул. Мужчина прищурился:
— Ну-ка ответь, в каком году Владимир Ильич Ленин перешел пешком Финский залив?
— Как Иисус Христос?
Мужчина напомнил строго:
— Владимир Ильич атеист. Он залив по льду перешел. Помнишь, в каком году?
Я смущенно пожал плечами и ответил ему, как Котяра:
— Я ученый, но в другой области.
Мужчина сыто засмеялся, обнажив золотую коронку:
— Ты прав, эта история французам ни к чему.
Я решил предупредить его сразу:
— По-французски я не говорю.
— А кто тебя просит? — удивился мужчина. — Они сами по-русски тебя заговорят. Они специалисты по России. Помешаны на нашей истории. Прикидываешь?
Мужчина опять засмеялся. Влажно блеснула золотая коронка. Мне показалось, что я его где-то видел. На какой-нибудь презентации…
— А что их конкретно интересует? — попробовал я уточнить.
— Они сами тебе скажут. Но учти! — предупредил он грозно. — Лапшу на уши не вешай! Месье Леон крупный ученый. Профессор. Нашу историю знает досконально. Если удивишь его, расскажешь что-нибудь необычное, я тебе заплачу от души. Договорились?
Я кивнул, стараясь поменьше дышать на него.
Мужчина обернулся к иностранцам:
— Месье Леон, все в порядке. Я проинструктировал гида. Можно садиться.
Французы дружно загалдели и по шаткому причалу пошли к катеру. Только тут я заметил среди них девушку. Она была в светлой ветровке, в светлых брючках, подстрижена под мальчика, сразу и не отличишь. Я подал ей руку. Но меня опередили. Высокий голубоглазый блондин с роскошной светлой гривой первым прыгнул на борт, отстранил меня плечом и ввел ее на палубу, как королеву. Последним на катер взошел, улыбаясь, небольшой смуглый человек с седым ежиком волос. Я понял, что это и есть крупный ученый месье Леон.
Леня возился на корме, отвязывая причальный конец. Соседи смотрели на него с нескрываемой завистью. Мужчина в светлом плаше взглянул на часы.
— Месье Леон, я вас жду здесь через час, — он строго посмотрел на меня, — надеюсь, вы останетесь довольны.
Но крупного ученого волновало не это.
— Константин, вы предупредили их, что мы им ничего не должны? За все платите вы. Вы их предупредили? — спросил он у мужчины абсолютно без акцента.
Мужчина поморщился:
— Гид предупрежден. За все плачу я. Ровно через час. Счастливого плавания!
Он махнул рукой в золотых перстнях и, не дожидаясь ответа, стал подниматься к лимузину.
Месье Леон хитро посмотрел на меня черными миндалевидными глазами и подмигнул.
Леня включил двигатель и, задом отваливая от причала, важно спросил:
— Куда гребем, интуристы? Ёк макарёк!
Месье Леон хитро засмеялся и взял меня под руку.
— Сейчас мы обговорим маршрут с коллегой.
Мы сели на скамейку по левому борту. У другого борта белокурый красавец о чем-то ворковал по-французски с девушкой-мальчиком.
— Это мои ученики,— представил их мне месье Леон, они не обращали на нас никакого внимания. — Я им преподаю историю русской литературы. Мне сказали, вы тоже историк, коллега?
«По-по-по-по-по», — пыхтела выхлопная труба.
Я задумался, глядя на девушку, она бросила на меня быстрый недоуменный взгляд и снова отвернулась к красавцу. А мне смешно стало: «Во повезло! В одну ночь и французский коньяк, и французская девчонка! После всех страданий. Есть на свете Бог все-таки!»
Месье Леон тронул меня за руку:
— Вы меня не расслышали?
А мне уже нужно было, чтобы меня расслышала она. Только она. И я громко озадачил профессора:
— А разве у литературы есть история?
Ученики сразу насторожились. Это мне и было нужно. И я закончил свою интересную мысль:
— Только плохая литература имеет историю, потому что умирает вместе со своим временем. Настоящая литература вечна!…
— Например? — резко перебил меня профессор.
— Пожалуйста, — щедро поделился с ним я. — «Сказание о Гильгамеше», «Одиссея», «Слово о полку Игореве». Эта литература выше истории.
«По-по-по-по-по», — победно пела выхлопная труба. Месье Леон смотрел на меня своими красивыми восточными глазами, и вселенская грусть отразилась на его смуглом лице.
— Как вас зовут?
— Слава, — улыбнулся я девушке, и она опустила глаза.