«Стремления моего правительства, — писал император Франц Иосиф кайзеру, — должны быть отныне направлены к изолированию и уменьшению Сербии.
Создание нового Балканского союза под покровительством Тройственного союза, иными словами, полное подчинение Балкан австро-германской политике, окажется только тогда возможным, когда Сербия, составляющая центр панславистской политики, будет уничтожена как политический фактор на Балканах».
5 июля Вильгельм в своем дворце в Потсдаме принял австрийского посла Л. Сегени и без обиняков заявил:
— С выступлением против Сербии не мешкать!
Тут же был одобрен конкретный план расправы с Белградом.
Канцлер Т. фон Бетман-Гольвег сказал австрийскому послу:
— Поскольку дело идет о ваших отношениях с Сербией, то германское правительство считает, что вам самим надлежит судить о том, что надо делать для выяснения этих отношений. При этом вы можете, каковым бы не было ваше решение, с уверенностью рассчитывать, что Германия, как союзница и друг Австро-Венгерской монархии, будет стоять за нее…
В частной беседе посол добавил, что и канцлер, и император Вильгельм «смотрят на немедленное выступление с нашей стороны, как на наиболее основательное и лучшее разрешение наших затруднений на Балканах».
— С международной точки зрения, — особенно подчеркнул Сегени, — канцлер считал настоящий момент более благоприятным, чем какой-либо более поздний…
Однако Германия не только подталкивала Вену к роковому шагу, но и торопила.
Так, узнав об отрочке вручения Сербии ультиматума до отъезда президента Франции Пуанкаре из Петрограда, Яго весьма недвусмысленно заявил графу Сегени:
— Я очень сожалею об этой отсрочке. Более того, я опасаюсь того, что сочувственное отношение и интерес к этому шагу в Германии может ослабеть благодаря этой отсрочке…
Судя по этой торопливости, фон Ягов боялся отстать от своего императора в проявлении «Нибелунговой верности» к союзникам.
Да и нельзя было уже медлить…
Как не сложно догадаться, даже глухой услышал бы настойчивые призывы Берлина начать войну, а Сегени глухим не был.
«Император Вильгельм, — писал он в своем итоговом донесении в Вену, — и остальные руководящие лица подбадривают нас самым определенным образом, чтобы со всей энергией выступить против Сербии и покончить раз и навсегда с этим гнездом заговорщиков-революционеров».
Дальше Сегени объяснил своему правительству, почему Германия смотрит на эту минуту, как наиболее удобную для энергичных мер против Сербии.
«В Берлине, — писал он, — пришли к заключению, что Россия вооружается для войны со своим западным соседом, но в настоящее время еще не собирается начать ее или, вернее сказать, к ней еще недостаточно подготовлена».
«В истории, — писал по поводу поведения кайзера Германии министр иностранных дел России С. Д. Сазонов, — не найдется примера, более чреватого неисчислимыми последствиями действия человеческой воли, предпринятого с более безрассудным легкомыслием, чем это решение австро-венгерского правительства броситься очертя голову, в войну.
Из Берлина вместо запрета раздалось прямое поощрение».
Расчет немцев был прост: если Россия не вступится за сербов, то в войне один на один Австро-Венгрия их разгромит, что пойдет на пользу Центральным державам.
Если Россия все же заступится за своего исторического союзника, то разразится большая война при самых благоприятных для Берлина условиях. И главным из них была относительная военная слабость России.
«В основном Россия сейчас к войне не готова, — писал по этому поводу в июле 1914 года министр иностранных дел Германии Г. фон Ягов немецкому послу в Лондоне князю К. М. Лихновскому. — Франция и Англия тоже не хотят сейчас войны.
Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас своим количеством солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа между тем все более слабеет.
В России это хорошо знают и по этому, безусловно, хотят еще на несколько лет покоя».
Остается только добавить, что подобно тому, как рассуждал этот видный кайзеровский дипломат в июле 1914 года, в Берлине думали многие.
Не подлежит сомнению и то, что именно немцы сделали первый и решающий шаг к мировой войне, бесцеремонно подталкивая своих младших партнеров по коалиции к крайним мерам.
Едва посол вышел из кабинета императора, как в нем появился военный министр, который доложил о степени готовности германской армии к войне.