Высокие договаривающиеся стороны так и не смогли придти к единому мнению и на этой минорной ноте расстались.
Понимая всю призрачность своих устремлений, Сазонов, тем не менее, попытался выиграть время и обратился в Вену с просьбой продлить 48-часовой срок ультиматума.
Однако ему было в этом отказано без объяснения причин.
В Берлине точно такая же просьба Сазонова тоже не получила поддержки.
— Я, — сказал сербскому посланнику министр, — не вижу возможности дать вашему правительству лучшего, в практическом отношении, совета, чем принять австрийские требования, за исключением тех, которые касаются суверенных прав Сербии, каковыми, очевидно, ни одно правительство, не желающее променять свою независимость на положение вассального государства, не могло поступиться.
Затем министр дал в Белград телеграмму с теми же предложениями.
Сазонов очень надеялся на премьер-министра Пашича, которого считал достаточно решительным и мудрым человеком.
По его словам, «никакой другой министр, не имеющий в Европе положения Пашича и не пользующийся его авторитетом в своей стране, никогда не мог бы провести».
Как и ожидал Сазонов, Пашич оказался на высоте «страшного по своей ответственности положения» и согласился принести жертву, которая, как, во всяком случае, думали в России, могла «спасти его родину от скорой расправы».
В тот же день в Елагином дворце состоялось заседание Совета министров.
Сазонов изложил ход переговоров, вызванных вручением накануне Австро-Венгрией угрожающей ноты Сербии.
Совет министров одобрил предложение министра иностранных дел вместе с другими державами просить Австрию продлить указанный ею срок для ответа Сербии и посоветовать Сербии не принимать боя с австро-венгерскими войсками.
Вместе с тем, была принципиально решена мобилизация 4-х военных округов (Одесского, Киевского, Московского и Казанского), а также обоих флотов (Черноморского и Балтийского).
При этом было обращено внимание на то, чтобы всякие военные подготовления были бы ясно направлены исключительно на случай столкновения с Австро- Венгрией, и не могли быть истолкованы как недружелюбные действия против Германии.
После заседания совета министров состоялось свидание С. Д. Сазонова с сербским посланником, во время которого министр преподал посланнику советы крайней умеренности в отношении ответа сербского правительства на австрийскую ноту.
В 7 часов к министру иностранных дел приехал германский посол.
Он пытался оправдать образ действий Австрии, ссылаясь на то, что следствием по Сараевскому убийству, будто бы, добыты данные, устанавливающие вину сербского правительства.
Кроме того, он старался доказать правильность австрийского выступления необходимостью ограждения «монархического принципа».
Сазонов осудил действие венского кабинета и настаивал на неприемлемости для Сербии врученной ей ноты.
Говорил он и о неуважении к великим державам, выразившемся в том, что Австро-Венгрия, обратившись к ним, вместе с тем поставила столь короткий срок исполнению своих требований Сербией, что не дала возможности державам рассмотреть дело и дать своевременно свой отзыв.
Сазонов просил посла сделать все возможное, дабы побудить Берлин миротворчески воздействовать на австрийцев.
Надо ли говорить, что тот с величайшей готовностью откликнулся на просьбу министра и обещал сделать все от него зависящее.
Видевшие графа Пурталеса по выходе его от министра свидетельствуют, что он был весьма взволнован.
Он не скрывал, что твердая решимость министра дать австрийским требованиям отпор произвели на него сильное впечатление.
Посол Германии в Лондоне Лихновский назвал впечатление, произведенное в Англии ультиматумом, «ошеломляющим».
Однако вступать в игру Лондон не спешил.
Как это сейчас не покажется странным, но у англичан летом 1914 года были понятные только им основания надеяться на то, что они останутся в стороне от европейского конфликта.
Принятое восемью годами ранее так называемое «моральное обязательство» сэра Эдварда Грея не имело прямого касательства к событиям на Балканах.
Англия обязалась защищать независимость Бельгии на континенте.
После убийства эрцгерцога Фердинанда в Лондоне не видели никакой связи между сараевским убийством и неприкосновенностью бельгийских границ.
Именно поэтому у Черчилля не было предчувствия, что происходит необратимое и что спор между Веной и Белградом столкнет две коалиции.
«Для сохранения британских интересов на континенте, — писал он Грею 22 июля 1914 года, — Вы должны в своей дипломатии пройти два этапа.