— Я не стала жертвой изнасилования. Я не жертва, не была жертвой и не буду ничьей жертвой. Убирайся из моей головы, мразь!
Произнеся эту духоподъемную тираду, она успокоилась, легла и снова заснула.
*****
Сон, как ни в чем не бывало, начался сначала.
Что-то тяжелое, теплое и влажное навалилось на Лиду тяжким гнетом. Она сопротивлялась, напрягла все силы и, наконец, проснулась. «Это» оказалось всего-навсего мокрой от пота простыней. Девушка чувствовала себя неважно: лицо стало влажным и липким, волосы спутались, майка прилипла к мокрой груди. Лида взглянула на будильник: 06–53, GMT+7. Все равно уже пора вставать… Она огляделась: соседняя кровать пустовала, значит, соседка уже успела куда-то убежать. Хорошо, можно еще несколько минут полениться.
Но едва она успела смежить веки, или это только ей так показалось, как дверь распахнулась, и в комнату влетела соседка Татьяна — коренастая блондинка лет двадцати.
— Вставай, Метла! Завтрак проспишь! Кстати, я уже разведала все новости…
— Что, опять актированный день?
— Опять-опять, и не только: режим «Черного неба» продлили еще на двое суток.
Лида тяжело встала. После сна в жаркой комнате в голове завелся очаг тягучей, ноющей боли. Открыв блокнот, она принялась листать расписание.
В связи с установившейся жаркой погодой и объявленным высшим уровнем экологической опасности были запрещены не только все занятия на открытом воздухе, но и вообще всякая деятельность, связанная с высокими физическими нагрузками.
Так, китайский и психология будут по расписанию после обеда, а утренние занятия по физподготовке сегодня отменяются. Лидия не торопясь пошла в душ, но прохладные струи облегчили ее участь лишь на несколько минут. Не успела она вернуться в комнату, как по ее груди и шее опять побежали противные капли пота, и Лида снова почувствовала себя подтаявшей, а местами уже и потекшей на жаре пачкой маргарина. Она натянула на себя футболку и легкие брюки, чувствуя, как одежда неприятно цепляется за влажную кожу.
Приведя себя в порядок, девушки прошли в столовую. К счастью, и столовая, и все учебные аудитории были оборудованы кондиционерами. Впервые с момента пробуждения Лида почувствовала себя сносно.
Вечная добрая память тому, кто изобрел этот наигуманнейший из бытовых приборов. Пусть он вкушает райское блаженство под струями прохладного чистого воздуха… Иначе как бы они выживали в этом климате — неделя за неделей +35ºС! И даже ночи не приносят облегчения. Лида снова загрустила — комнаты студентов не были оборудованы климат-контролем. Учитывая, к чему их готовят, это, наверное, правильно — нужно уметь стойко переносить физический дискомфорт. Кажется, Тане пришла в голову схожая мысль:
— Думаю, это неправильно — актировать дни, — изрекла Таня тоном зануды. — Когда нам придет время действовать, мы же не сможем сказать: «Извините, мы к этому не привыкли. В связи с неблагоприятными погодными условиями все отменяется».
— Но если с кем-нибудь случится приступ на жаре, и он заболеет или умрет, то впоследствии не сможет проявить себя ни при какой погоде, — возразила Лидия.
Парни за соседним столиком только хихикали. Они радовались простой радостью школяров, свободных от занятий, а их молодые организмы были пока в состоянии справляться и с жарой, и с накрывшим город ядовитым смогом.
— Я в город съезжу, раз уж время есть, — сказала Лида, управившись со своей порцией. — Увидимся на китайском.
— С ума сошла! По такой жаре! — всплеснула руками Татьяна.
*****
Ехать пришлось в простом автобусе без кондиционера, битком набитым народом — жители пригорода ехали на работу в центр. Несмотря на ранний час, люди были потные и раздраженные, настроившиеся на новый адский день. В уши лезли обрывки разговоров:
— Я отца все никак не могу из Кузни вывезти, — посетовала своей попутчице женщина лет пятидесяти на переднем сиденье.
— Да ты что! В его-то возрасте!
— Я-то все понимаю, а он ерепенится, да и с деньгами сейчас не особо…
— Если нет денег на приличный пансионат, нужно хотя бы просто в деревню. На постой до сентября.
Удивительное дело, Лида прекрасно понимала, в чем суть проблемы. То, что в других краях называлось аномальной жарой, в этом городе было ежегодной кошмарной обыденностью. Дальше на Юге сейчас стояла воистину испепеляющая жара, но здесь, в этом городе, установилась еще худшая погода — страшный, влажный, удушающий зной, способный свалить с ног даже уроженца Центральной Азии. После короткого утреннего часа пик и до позднего вечера, пока солнце не закатится за горизонт, город будто вымирал, только на стенах домов истекали влагой кондиционеры. В эти недели по городским улицам чаще обычного проезжали элегантные катафалки или простенькие микроавтобусы с надписью «Прощальный кортеж». Пожилые, больные и просто ослабленные люди из тех, что не могли позволить себе кондиционер или просто дольше необходимого задержавшиеся на раскаленной улице, обретали желанную прохладу в сырой земле. Обидно! Многие из них могли бы прожить еще несколько зим, но вот несколько лишних лет в этом городе прожить было невозможно.
Лидия вышла из автобуса на привокзальной площади, от которой веером расходились широкие проспекты, и без промедления раскрыла солнечный зонтик. Один из этих проспектов был застроен вековыми каменными зданиями в стиле сталинского неоклассицизма. «Адский город, но красивый!» — в который раз думала Лида, глядя на величественные дома из серо-розового камня, украшенные фронтонами, полуколоннами и разнообразными балкончиками. Удивительно, но на улице этого сибирского города дома стояли сплошной стеной, как обычно строят в Западной Европе. Плоскость фасадов была расчерчена регулярным строем вертикальных доминант — эркеров и пересекающихся с ними горизонтальными линиями декоративных карнизов.
Кроме нее мало кто обращал внимание на монументальные здания — с установлением тяжелой жары чувство прекрасного, как и все прочие чувства горожан, заметно притупилось. Здесь, в ограниченном асфальтом и камнем пространстве, зной ощущался еще острее. Даже сквозь тонкие подметки туфель чувствовался жар раскаленной мостовой. Тротуары и стены зданий образовывали подобие хорошей духовки, где блюдо пропекается сразу со всех сторон, а в небе над городом завис ядовитый сизый смог, день за днем подтачивающий здоровье горожан. Горячий воздух был смешан с пылью и сажей, в изобилии поднимаемыми в воздух проезжающими автомобилями. От этого сам воздух выглядел сероватым, и вся эта нечистота на раз прилипала к влажной, раздраженной коже.
Внезапно ощущение всепоглощающего жара сменилось наплывом лютого, идущего из солнечного сплетения холода. Кожа Лиды моментально покрылась мурашками, к горлу подступила тошнота. Грозные предвестники теплового удара недвусмысленно давали понять — сегодня она переоценила свои силы. Лидия попыталась сделать все, как учили: в поисках тени нырнула в глубокую пешеходную арку и потянулась к бутылке с питьевой водой. Может, пронесет? Но в голове уже взорвался очаг острой боли, и Лида провалилась в темноту.
*****
Мучения Лидии были прерваны звонком будильника, и она так никогда и не узнала, зачем шлялась по городу по такой жаре.
«Приснится же такое! Может, у меня начинается лихорадка? — размышляла Лидия, проснувшись в идеально кондиционированной атмосфере Метрополии. — Неужели где-нибудь возможна такая жара? Что к чему? И города такого наверняка не существует, и людей больше не осталось. И при чем здесь какая-то Татьяна? И потом: в моем сне был такой зной, что хоть вешайся, а в комнате температура нормальная. Разве такое может быть?»
Наспех позавтракав, она погрузила чемодан и несколько картонных коробок в электрокар, сдала ключи коменданту и устроилась рядом с водителем. Машина, тихо стрекоча, двинулась по улицам Метрополии.
Нужно признать, что метрополийцы любили и всячески обустраивали свой город, за двадцать лет превратив заурядный подземный бункер в место, достойное своего названия. Стены и потолки были облицованы где камнем, где декоративной штукатуркой. Причем не везде одинаково, а с фантазией. Потолочные лампы и бра создавали комфортное освещение, повсюду стояли скамейки, диванчики, кадки с комнатными растениями. Воздух подземного города был прохладен и свеж. А в главном холле Метрополии, заменявшем горожанам площадь, был устроен настоящий, не меньше, чем шесть на шесть метров, живой газон, украшением которого являлись трогательные карликовые березки.