Перед путниками выросла уже знакомая Лидии расколовшаяся пятиэтажка, однако сейчас они подошли к полуразрушенному зданию с другой стороны. Внезапно Лида замерла, Бен и Катерина глянули на нее с недоумением.
— Те же самые цветы. Я помню, — пояснила Лидия, но понятнее не стало.
— Что? Что за цветы?
— Фиолетовые цветы в моей бывшей комнате. Смотрите! — она жестом указала на квартиру на третьем этаже, одну из тех, по которым прошел разлом. — И обои, и телевизор.
Они приблизились, продираясь через кустарник. Подойти вплотную Бен не разрешил — один Бог ведает, сколько суждено простоять еще этому дому. Катерине эта картина ни о чем не говорила, но Бен сразу все понял. Они смотрели на занавески из небеленого льна с рисунком в виде крупных фиолетовых цветов, на тусклые, немытые в течение двадцати лет оконные стекла, на простенькие обои. Даже странно, что они не сразу узнали дом, с которым было связано столько воспоминаний.
— Это наша старая квартира, — пояснила Лида Катерине. — Скрипел, скрипел старый дом да и доскрипелся.
Она опустила глаза и снова двинулась в путь, опередив Бена и Катю.
— Э… ты куда заторопилась-то? — окликнул ее Бен. — Дорогу только я знаю!
Лида не ответила. Ее плечи подрагивали под легким рюкзачком, а через минуту Бену с Катей показалось, что они слышат осторожное тихое сопение. Они не задавали лишних вопросов — им вовсе не казалось странным, что девушка, ступившая на путь свободы, не может спокойно смотреть на тающие в тумане развалины Города и почему-то плачет. Это продолжалось довольно долго, и, в конце концов, Бен не выдержал:
— Что шмыгаешь? Плачешь что ли?
— Нет. Просто… в нос… что-то попало, — ответила Лида после паузы.
— И правильно. Ты давай… Выключай это «Прощание славянки»… Твою мать! — Бен чертыхнулся с бессильной злостью. — Не надо плакать. Ты слышала когда-нибудь про Книгу Тегилим?
— В первый раз слышу.
— Это священная книга еврейского народа. «Если я забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука» — это оттуда.
— Ты это к чему?
— Они тоже вынуждены были жить вдали от своего города, но прошло время, и они вернулись.
— Они ждали этого не одну тысячу лет. Нам не дожить…
— Так это они, древние иудеи. А мы, может, скорее управимся.
*****
Так они покинули порт, прошли через микрорайоны и достигли старой дороги. Они шли осторожно и тихо, возблагодарив Бога за то, что за прошедшие годы по обочинам в изобилии разросся тальник, ставший для них превосходным прикрытием. Через полуоблетевшие ветви можно было незаметно наблюдать за всем, что происходило на Колонии.
Старые кварталы изобиловали пепелищами. Судя по характеру повреждений, огонь подбирался к зданиям не извне: по сухой траве или кустарнику — многие дома выгорели изнутри. Учитывая, что хозяйственная деятельность людей в Городе давно угасла, это было удивительно и тревожно. «Наверное, это поджоги, — на ходу размышляла Лидия. — Обоснуются в доме, загадят, а потом сами и подожгут, когда дерьмо из окошек польется».
— Это все работа маугли, — подтвердил ее невысказанную догадку Бен.
Через пару часов, когда солнце стояло уже высоко над горизонтом, вышли к чахлому березняку, и среди худеньких белых стволов заметили оставленный Беном вездеход. К удивлению девушек, он даже не стал заводить двигатель, а только вытащил на свет три рюкзака: один прямо-таки исполинский и два поменьше, но тоже внушительных размеров.
Катерина, которую Бен поставил на относительно сухое место, нерешительно переминалась с ноги на ногу. Наконец, это привлекло внимание Бена.
— Так, — бормотал он словно сам с собой, — у нормального сибиряка в машине всегда есть запасная обувь… а может, и одежда. Посмотрим…
Он снова скрылся в недрах вездехода, и на этот раз надолго. Наконец люк распахнулся вновь, и через него один за другим вылетели два огромных болотных сапога и пара валенок с резиновыми галошами.
— Нашел! — радостно подтвердил он очевидное. — Там еще полушубок, но я не стал брать, неудобно как-то. А вот ватник тебе в самый раз будет.
— Ясненько, совестливые воры крадут только сапоги, а верхнюю одежду — ни-ни! — не удержалась от комментариев Катерина.
Сапоги оказались ей безобразно велики, но выбирать не приходилось. В обновках Катя сразу стала походить на Чарли Чаплина, но никто не стал ей об этом говорить.
— Как говорят в народе: «Мужик сильнее, да баба выносливее». Так что, девочки, берите рюкзаки, прилаживайте… Рассиживаться времени нет, в полдень придет мой сменщик, и все вскроется. Пойдем для начала на юго-восток, а там как Бог даст.
— Мы должны будем это нести? — Катерина покосилась на огромный рюкзак. — Я это даже поднять не смогу.
— Еще как сможешь, — из голоса Бена испарились мягкие отеческие нотки. — Да, поначалу вам придется нелегко, но большую часть поклажи составляет провизия. С каждым днем пути она будет таять, и вы еще сокрушаться начнете, когда рюкзаки станут слишком уж легкими.
— Но… мы не сможем, нет! Мы после этого в больницу попадем, — не сдавалась Катерина. — Может, все-таки на вездеходе?
— Возможно, — хладнокровно ответил Бен. — Возможно, и попадете… Но ты сначала дойди до этой самой больницы. Если хотите остаться в живых, вы должны вынести эту дорогу. Кстати, кстати… Катя, у тебя не возник вопрос, как я нашел вас этой ночью?
Только тут Катерина осознала, что под натиском фантастических событий даже не задумалась над вопросом, как Бен обнаружил ее среди развалин мертвого Города. Нашел в десятках километрах от дома, в практически полной темноте. Она приняла как данность, что он и Лида просто пришли и спасли ее, удержали у самого края пропасти.
— Все предельно просто, — повторил Бен специально для Катерины. — На каждом вездеходе стоит радиомаяк, вся информация приходит на пульт дежурного. Как его отключить или сломать, не угробив при этом сам вездеход, мне неизвестно. К тому же, на нашем пути могут встретиться участки, где не поможет даже вездеход.
Катерина часто заморгала, закусила губу. Затем закрыла лицо руками. С этим невозможно было смириться: в их распоряжении две мощные машины, но в долгий и опасный путь им придется отправиться пешими.
— Но как же обойтись без приборов? — робко заметила Лида, которая только теперь осознала сложность положения: и без навигации нельзя, и с ней смертельно опасно — обнаружат, догонят, арестуют.
— Ничего, — успокоил ее Бен. — Во-первых, у нас есть Енисей, будем ориентироваться на него. «…Река — такая тропа, с которой не собьешься». Мы пойдем на юг и, если повезет, доберемся до человеческих поселений, может, до самого Красноярска.
— А если…
— Или погибнем. С этого момента нам остается уповать лишь на собственные силы и благосклонность судьбы.
— Ты ведь знаешь эти места, да? — с надеждой спросила Лида. — Что там теперь…
— Я помню эти места такими, какими они были двадцать лет назад. Но я слышал кое-что от тех, кого направляли на работы за пределы охраняемого периметра, ведь каждый год приходится готовить пристань к приему судов и проверять фарватер до самого залива. Их рассказы не радуют… Еще несколько десятилетий назад, когда по реке курсировали пассажирские теплоходы, туристы были готовы терпеть холодные северные ветра и свирепых комаров-людоедов, и все ради того, чтобы ощутить простор могучей пустынной реки. Сейчас от былой красоты мало что осталось… Мужики рассказывали, что местность по берегам стала топкой, изменился рельеф. Местами русло Енисея распалось на множество рукавов, чтобы ниже по течению соединиться вновь, напоминая смотанную в пучки пряжу. Низовье реки превратилось в гиблое место беспорядочного переплетения больших и малых проток и топких, заболоченных озер. Там больше не живут прежние хозяева Севера — белые медведи, зато в бесчисленном множестве расплодились невиданные ранее гнусные твари. Кстати, комары никуда не делись, а только еще пуще размножились. И все же я не вижу на нашем пути заведомо непреодолимых препятствий. Положимся на судьбу.