— И еще внутренний мир… Это что же вышло — прямо на наших глазах возникла новая раса разумных существ, по ряду параметров превосходящая Homo Sapiens, и из-за стечения обстоятельств сразу же оказалась на краю гибели?
— Вроде того, и насчет параметров тоже. Про зрение и слух я уже все подробно рассказал. И вот еще что: за все двадцать лет в Метрополии никто не помер. Несчастные случаи, да, бывали, в руки маугли наши попадали… и не возвращались, но от естественных причин не умер никто. Ты по школе, где училась, может, помнишь Степаныча? Завхоза?
— А… Геннадия Степановича. Конечно, помню, — улыбнулась Лида. — Так ведь он совсем уж старый был.
— Еще до всего нужно было его на большую землю отправить, да он ни в какую. А когда пришло время под землю перебираться, мы нашли его в собственной квартире больного и вконец ослабевшего — пришлось на носилках выносить. Ворчал старик: помереть, мол, спокойно не даете.
— Вы перевезли его в Метрополию?
— Перевезли. Только тогда это была еще не Метрополия, а сырой, неустроенный бункер. Лежал старик, лежал, ворчал-ворчал, а потом взял и встал. Вот уже двадцать лет, как помирать передумал, живет себе и не просто живет, а работает! Так что, сколько нам отмерено, никто пока точно не знает. Этот случай самый яркий, но и другие стали со временем замечать — после трансформации все старые болезни у людей исчезли, все как с чистого листа, а ведь некоторым уже за девяносто.
— Как перезагрузка компьютера? — изумилась Катя.
— Точно!
— А новые? — поинтересовалась скептически настроенная Лидия.
— Да кто их знает! Прежние доктора, что в больнице работали, в новых болезнях не разбираются и пошли служить, кем придется. Поживем — увидим.
— А как бы поступили с Катей? — поинтересовалась Лида.
— Расстреляли бы? — нервно дернувшись, уточнила Катерина.
— Нет, не думаю, это у метрополийцев не в ходу. Здесь не расстреливают и не сажают за решетку, ведь нельзя же лишить свободы тех, кто ее давно не имеет. В случае эксцессов обычно обходятся строгими выволочками или штрафами. Для любого жителя нет ничего страшнее, чем угроза быть изгнанным из города, но к этой мере, насколько мне известно, ни разу не прибегали. Да… Метрополия сама по себе образцовая тюрьма, окруженная сотнями километров снега и тишины. Думаю, Катю держали бы здесь в качестве пленницы, ведь сохранение нашей тайны — вопрос выживания. И вообще, откуда такие мысли? Там, куда мы идем, что, часто людей расстреливают?
— Случается, — вынуждена была подтвердить Катерина.
— Давно ли смертную казнь вернули?
— Лет десять назад.
— Жаль, поздно.
— Что поздно? — не поняла Катя.
— Тех, кто убивал Севморпуть, убивал Город, не успели расстрелять, — мрачно процедил Бен. — Те, кто погубили Север, сумели дожить свои жизни, так и не представ перед земным судом. Как и Сталин. Многие верующие люди считают, что так происходит ради того, чтобы они не могли получить снисхождения на Суде Небесном.
— Хорошо им так думать, но как же нам, атеистам-агностикам, примириться с этим? — заметила Лида.
— Если местоположение Метрополии такая великая тайна, почему ты позволил нам уйти, да и сам вслед увязался? — не унималась Катерина.
— Кое-что изменилось. В нашем мире каждый миг что-то меняется.
Бен сказал это как-то так… Словом, было ясно, что про загадочное «кое-что» он пока не будет распространяться ни при каких обстоятельствах. Лида все поняла и сменила тему:
— А теперь расскажи мне о себе. Раз мы определенно выяснили, что ты, это ты, то почему тебя называют Беном? Откуда это имя?
— Ах, это… Да, забавная вышла история. И в Городе, и в Метрополии я работал вместе с одним парнем… Молодой он был, красивый, веселый, любознательный. Интересовался в том числе и человеческой психологией. Когда с нами произошла Беда, он первый додумался сменить имя. «Какой я теперь к черту Артём, — сказал он мне, — прежний Артём только на фотке в паспорте остался. Зови меня теперь Томом». Так и повелось: он Том, а я Бен, и сразу на душе легче стало. А там и остальные подключились. Имена мы себе подбирали сплошь нерусские, ведь к старому возврата нет. А то, бывало, услышу «Борис Александрович», и аж реветь охота, а слез-то и нет.
Лида призадумалась: в минуты слабости она нередко жалела себя, бедную-несчастную, обреченную на жизнь среди жутковатых, пугающих нелюдей, и так редко думала о них… Каково это? День за днем существовать, понимая, что людьми им уже не быть?! Кажется, Бен прочел это в ее глазах.
— Может, Бог отказал нам в своем образе и подобии за грехи наши? Как думаешь? — спросил он.
— Разве люди Города были более грешны, чем все остальные? Ерунда. Может, у вас теперь будут фазы развития… например, как у бабочек — сейчас вы в стадии неказистых куколок, а потом из вас вылупятся создания неземной красоты.
— Бабочкам хорошо, у них мозгов нет, — проворчал Бен. — Можно спокойно окукливаться и ждать, пока все само устроится. Жди теперь неизвестно сколько…
— Чего? — не врубилась Лида.
— Пока не превращусь в прекрасную бабочку! Не тупи! Пока не отброшу копыта, конечно.
— Но ведь ты пока еще не дряхлый старик?
— Конечно, нет. Я не стар даже по человеческим меркам — мне шестьдесят два. А уж для нас… даже не знаю.
— Ну а твой приятель Артём… Том смирился со своим новым обликом? — поинтересовалась Катерина.
— Его больше нет. Попал к маугли, — выдавил из себя Бен.
Повисло тягостное молчание. Наконец, он заговорил вновь:
— В отношении маугли мы выработали определенные принципы. Пришли, так сказать, к соглашению внутри нашего небольшого социума. Пока они, даже самые младшие, не достигли возраста полной ответственности — а за окончательное духовное и ментальное совершеннолетие мы договорились считать возраст Христа — мы их не трогаем, только обороняемся. Что бы они ни натворили. Даже когда Артём угодил к ним в руки… Когда мы нашли то, что от него осталось… — Бен на секунду запнулся. — Я и тогда сдержался. Собак-то они давно всех сожрали. А уж когда срок минет, а случится это меньше чем через год, не будет им от нас пощады, а уж от меня, так без вариантов. За эти годы страсти и стенания по маугли немного улеглись, и даже самые последовательные чадолюбцы были вынуждены признать — маугли только выглядят как люди, но они не люди. Это больше не дети Города, а его проклятие. Все! Спать. Завтра нам топать и топать.
*****
Лида устроилась на ночлег, но сон не шел. Правда о маугли оказалась хуже и гаже самых гадких предположений. Впору было задаться вопросом: почему, прожив столько лет в Метрополии, она так и не узнала правду?! Просто секрет Полишинеля какой-то! Метрополийцы всячески избегали разговоров о маугли, ведь дети «Ивана Тургенева» многим из них приходились сыновьями, племянниками, бывшими соседями по подъезду… А теперь ничего не оставалось, как по сигналу «Оранжевый код» разбирать калашниковы из оружейной.
А ведь Лида и сама видела немало. Во-первых, она успела детально рассмотреть маугли, пока пряталась на помосте среди дров и вязанок хвороста. Во-вторых, кое-что она успела заметить при встрече у костра и в жутком доме. Лида постаралась отогнать размышления о том, кто из них любит полакомиться человечиной, а кто нет, и сосредоточилась на оружии. Вид устрашающих металлических палиц с грубыми рукоятями и головами, усеянными ржавыми шурупами, вызывал трепет даже на расстоянии. Да, получишь такой по башке всего лишь раз и больше не поднимешься. Встречались палицы и попроще: массивные дубинки с торчащими из них гвоздями. Познакомиться с такой штуковиной радости тоже было бы немного. Почти у каждого дикаря имелось примитивное подобие копья — нож или кинжал, прикрученный к длинному шесту.
Во время погони она слышала выстрелы, хотя ни у костра, ни в доме не видела ни ружей, ни пистолетов. Значит, хотя бы у некоторых из маугли есть огнестрельное оружие. Откуда?! Это не Бог весть какая загадка — от убитых водителей грузовиков, которые, согласно служебным инструкциям, должны были выходить в рейс вооруженными. Кстати, нельзя исключить, что тогда, двадцать лет назад, к маугли могло попасть оружие из какого-нибудь оставленного райотдела полиции. Если так, то главная проблема для них — боеприпасы, и, следовательно, пистолеты и винтовки находятся, предположительно, только у главарей.