Вдали, сквозь кроны полуоблетевших деревьев, можно было различить силуэт массивного разрушенного здания. Когда-то его венчали несколько дымовых труб, сейчас же уцелела лишь одна, устремленная в серое небо как последний дающий надежду маяк. Лидии захотелось непременно добраться туда, но это было не так-то просто: стоит лишь чуть отойти от каменистого берега, и неминуемо окажешься в объятиях высокой росистой травы и густого кустарника, готовых в любую минуту окатить путника ледяным душем, а дальше и вовсе простирался труднопроходимый бурелом.
Лидия набралась храбрости, пошла сквозь траву, держа курс на последний маяк, и с изумлением обнаружила, что не встречает сопротивления и не чувствует холода росистых капель. Это было удивительно и приятно. Она хотела было снять с куста пригоршню росы, и поразилась тому, что не видит своих рук. Собственно говоря, она не видела ничего своего: ни рук, ни груди, ни кончика носа. Она смотрела на мир словно не из своего тела. Это Лидию почему-то нисколько не смутило, но вместо этого ее тяготила какая-то смутная, но навязчивая неправильность бытия. Она повертела… Нет, не головой… Лидия повернула направление взгляда на триста шестьдесят градусов, описав окружность, и только тут заметила, как за рекой встает солнце. Было и еще что-то странное… Наконец, до нее дошло — краски! Белесый туман и серое небо — это в порядке вещей, но те деревья вдали наверняка должны были быть ярко-желтыми! Сейчас же все выглядело тускло, серовато…
Лидия спохватилась: уже вовсю наступило утро, а она пока так и не воспользовалась открывшейся ей небывалой возможностью быстро и беспрепятственно обследовать район. Без сомнения, она в силах пронестись над всей округой, с легкостью преодолевая мокрую траву, овраги и густой кустарник, а может быть, даже проходя сквозь стены. Она рванулась вперед, но чья-то рука легла ей на плечо…
*****
— Вставай! Мы теряем время! — прозвучал над ней голос Бена.
Лидия выбралась из спального мешка, села и продрала глаза.
— Ох, Господи, Господи… — простонала она, снова заваливаясь на бок.
— Что стряслось? Заболела?
— Все в порядке. Я видела западный берег: траву, бурелом, здание с трубой… мертвое. Очень странный сон — я смотрела словно не из себя.
К немалому удивлению Лиды, Бен отнесся к ее словам серьезно:
— Там спокойно? Никого не видела?
— Никого. Так ты допускаешь, что я действительно все это видела, и это не просто дурацкий сон?
От изумления Лида резко проснулась и поднялась на ноги. Она оглянулась вокруг и осеклась: туман с реки заползал все дальше и дальше вглубь берега, грозя добраться и до их стоянки, высоко в небе стояло солнце.
— Я теперь все допускаю. Ты жила в Городе. Пусть твоя физическая природа не изменилась, но ты носишь на себе его печать. Было бы даже странно, если бы у тебя не было странностей. То здание… оно было с трубами?
— Только с одной, от второй — одни обломки.
— Судя по всему, Ермаковская электростанция.
— Погоди-ка, — догадалась Лида, — с тобой тоже такое случается?
— Только один раз. Когда тот гаденыш напал на тебя в архиве.
— Я думала…
— Нет, там нет камеры видеонаблюдения, и Мелкий, кажется, об этом знал. Ночью включается датчик движения, а днем и вовсе ничего. Похоже, он был уверен, что ничем не рискует. Все! — вдруг отрезал Бен. — Собирайся, мы теряем время.
*****
Утром, к счастью, новый костер разводить не потребовалось — Назар притащил примус. Разделили скромные припасы и, как могли, подкрепились.
Это не было простым решением, но его приняли единогласно — плыть за лихтерами всем вместе. Конечно, Бен, Катерина и Лидия вполне могли бы разбить лагерь на суше да там и отсидеться, подождать, пока охотники за утилем двинутся в обратный путь. Но в это непростое время люди интуитивно держались друг за друга: и помочь есть кому, да и не так страшно.
Отплыли часов в десять пополуночи. В силу своей конструкции плоскодонка не имела трюма как такового, не было здесь и кают-компании, так что путешественники расселись прямо на палубе.
— Ты откуда будешь, парень? — обратился к Назару Бен. — В смысле, из каких краев? Больно уж вид у тебя необычный.
Через пару секунд Бен весело забулькал, что означало у него смех.
— Прости, не мне называть других людей странными, — добродушно пророкотал он. — Но все же расскажи, кто ты и откуда.
— Я уйгур, — ответил парень. — Уж три года как в Сибири, но семья в Туркестане осталась. Если удастся в этот раз хорошо заработать…
Простота формулировок и излишнее старание в проговаривании русских слов выдавали в Назаре человека, не так давно научившегося говорить по-русски.
— Я дом хочу купить, на обзаведение, опять же, надо… А Никите деньги нужны на какую-то фигистратуру.
— Сколько можно повторять — на магистратуру! — раздраженно поправил Никита.
— Жена есть, ребятишки?
— Не… Только родители. К этой зиме хочу их привезти. А как буду в Туркестане[1], так и невесту найду, все вместе жить будем.
— Они не знают! — перебила его Катерина, указывая на Бена и Лидию. — В Туркестане сейчас напряженка, и Сибирское правительство предоставляет виды на жительство уйгурам, перебирающимся в Сибирь. Десяткам… сотням тысяч. Стране нужны люди — территория-то огромная, граница очень длинная.
— Нужны люди? — недоверчиво переспросил Бен. — Не уголь, не нефть и не бокситы? Просто люди? Похоже, пока мы отсиживались под землей, кое-что действительно изменилось.
— Да, людей здесь мало, — протянул Назар, окидывая взглядом безлюдные берега. — А где все? Неужели погибли?
— Никто не знает, — ответила Катерина. — Однажды коренные обитатели Севера — ненцы, эвенки, долганы — просто исчезли. Ну, может, они исчезли и не враз… Такое маловероятно. Просто у нас был кризис, разруха, потом однажды хватились, а их и нет.
— У нас в Метрополии поговаривали, — подключился к разговору Бен, — будто бы у коренных народов есть заветное место, и именно туда они отогнали свои стада, когда на Север обрушилась Беда. Может, это просто сказка, городская выдумка, но мне хочется верить, что они не вымерли, а по сей день пасут своих оленей в каком-нибудь благословенном месте.
Часа через три прибыли в район поиска. Со стороны левого берега виднелся вход в широкую, но мелководную протоку. Чахлые елочки и березы подступали вплотную к воде, а особо настырные растения обосновались даже на миниатюрной песчаной косе, перекрывшей две трети ширины протоки. По-видимому, рельеф берега сильно изменился именно за последние годы. Судя по тому, что рассказывали Назар и Никита, в протоку затянуло лихтеры, которые везли не то в Ермаково, не то в сам Город. А сегодня в нее вряд ли мог заплыть предмет крупнее пустого бочонка.
Утилизаторы смотрели чернее тучи. Перспектива углубления русла и расчистки его от буйной растительности выглядела безрадостной, если не сказать — безнадежной.
— Говорил я тебе, Никита, не нужно было стрелу снимать, — сумрачно заметил Назар. — А ты, мол…
— Вот я прямо ждал, когда ты мне об этом напомнишь! — в сердцах бросил Никита и спрыгнул в воду, подняв фонтан брызг.
Все еще сопя и дуясь, парни отправились на разведку, ведь еще оставалась надежда вытащить добычу с противоположного конца протоки.
— Ух, растяпы, ружьишко-то оставили… — посетовал Бен, слишком поздно обнаружив промашку. — Мало ли что.
*****
Оставшиеся у мотозавозни занялись обедом. Вытащили на берег котелок, тушенку, развели костер, начистили картошки… Распогодилось. Было чертовски приятно сидеть на берегу и подставлять лица неяркому осеннему солнцу. По крайней мере тем, кому есть, что подставить.
До чего же обманчива сибирская осень! И не мудрено, ведь в небе над Сибирью непрестанно борются ветра Арктики и опаленной солнцем Центральной Азии. Осень ласкает всех прощальным теплом, радует глаз нереальной голубизной небес и пестрым, как платье цыганки, убранством леса. И кажется, что счастье разлито прямо в воздухе, только вдыхай. В такие минуты трудно поверить, что пройдет месяц, максимум — полтора, и скует землю мороз смертный, лютый. Деревья замрут как неживые, притихнут звери и птицы, и даже исполин Енисей будет скован ледяным панцирем.