За атаманом, чуть опережая свиту, следовал еще один человечек, да не абы какой, а уменьшенная копия Громова. Он был ниже ростом, значительно уже в плечах, но носил камуфляжную форму из точно такой же ткани и барашковую папаху, но тоже помельче. И усов у него не было — отрок.
Атаман Громов с сыном смотрелись рядом как мальчики-матрешки, это было ужасно нелепо, но при этом и немного и страшновато.
— В наших краях не часто встретишь чужеземцев, — начал Громов, приблизившись. — Здесь бывают, конечно, разные люди, но лишь такие, про которых нам известно. Вот вы, — он ткнул пальцем в Никиту, — прошли на север на рассвете пять дней назад. Удивлены? Наши люди хорошо рассмотрели и вас, и вашего помощника-чурку. А вы… — Громов подошел вплотную к Катерине. — С вами, пожалуй, будет поинтереснее. Вы ведь с катера «Борей», если не ошибаюсь? Вы оправились на север очень давно, сразу после ледохода, полярный день только начинался. Прошли гордо, не таясь, с поднятым флагом. Но теперь у вас нет ни катера, ни ваших дружков. Сгинули? Что ж, бывает. В наших краях и не такое случается.
Вопреки ожиданиям, Громов совсем ничего не сказал о Лиде, только смерил девушку цепким взглядом. Вместо этого он встрепенулся, словно стряхивая морок.
— Ну что, нежданные, незваные мои гости, милости просим в мою резиденцию. Потолкуем.
И он двинулся прямо к зданию Общественного центра, часть которого, как выяснилось позднее, была предоставлена в его распоряжение. На душе у Лидии было нехорошо. Что задумал Бен? Не случится ли с Назаром и оставленной мотозавозней какой-нибудь неприятности? Но главное — атаман и это его странное гостеприимство… Если бы он сразу приказал заточить их в каземате, Лиде было бы, пожалуй, менее страшно.
*****
Она хорошо помнила это здание. Над входом на половину Громова висела икона Спасителя, предусмотрительно защищенная козырьком. «Во как, — размышляла Лида. — И над входом у него иконка, и в кабинете, и дома, бьюсь об заклад, тоже… Зато слухи о его бесчинствах ходят по всему Енисею».
Но выяснить, действительно ли в кабинете атамана висит икона, в этот раз не удалось. Недалеко от входа, прямо на траве стоял накрытый стол, благо, погода позволяла пока проводить время на открытом воздухе. Громов жестом предложил гостям сесть, и им тотчас же принесли свежайшего пива.
Катя и Никита, не растерявшись, подошли к наддверной иконе, в пояс поклонились и перекрестились. Странно, но в остальное время истовой религиозности за ними как-то не замечалось. Это не укрылось и от атамана:
— Православные, значит? Это хорошо, дети. А ты что столбом стоишь? — повернулся он к Лидии. — Среди бусурман, что ли, жила? Сама рассчитываешь, поди, что я буду обращаться с вами по-христиански?
— Позвольте представиться — я Никита Трубин, а это…
— Оставь сынок, оставь… Мне это не важно. Мне не нужны ваши имена, главное — вы знаете мое, — атаман сделал паузу, явно с каким-то намеком.
Никита и Лидия молча кивнули.
— И я надеюсь, — последовала новая эффектная пауза, — что вы знаете закон. Закон человеческий и, я не побоюсь высокого слова, закон, заданный нам Творцом.
Троица сидела в гробовом молчании.
— Делиться. Разве не это заповедовал нам Иисус? Всякий, проходящий мимо нашего благословенного села, оставляет часть добычи на нужды бедного Туруханска.
— Нет такого закона, — твердо ответил атаману Никита. — Иисус такого не говорил.
— А совесть? Юноша, есть ли у тебя совесть? Ты, наверное, на Юге живешь? Тогда ты просто не представляешь масштаб проблем, с которыми каждодневно сталкиваются мои люди. Мы исполняем свой долг на самом краю цивилизованного мира…
«Да уж, цивилизация цветет здесь махровым цветом», — зло подумала Лидия, но промолчала.
— Разве могли бы люди спокойно жить в Верещагино и Верхнеимбатске, если бы мои бойцы днем и ночью не спускали глаз с реки? Ты попытался прошмыгнуть мимо нас, не заплатив. Разве теперь совесть не подсказывает тебе, что надо делиться?
— Извините, — так же твердо произнес Никита. — Сожалею, но делиться нам нечем. Поездка выдалась неудачной, мы нарвались на… разбойников и вынуждены были спасаться бегством.
— То есть вы возвращаетесь без добычи? Совсем?
— Совсем без добычи.
— Я понял тебя. Конечно… Какой дурак будет возиться, разыскивая старые затонувшие баржи или вытаскивая из болота ржавые бочки, когда бывает другая добыча, гораздо более ценная. Тот, кто не хочет поделиться частью, лишается всего. Это тоже закон. Екатерина Жукова останется у меня. Я сам отвезу ее к родителям и получу законную награду.
— Катерина не… Она теперь член команды! — выкрикнул Никита и вскочил на ноги, но от удара атаманова прихвостня согнулся пополам.
Катерина успела выплеснуть пиво в лицо Громову, прежде чем ее схватили и увели в здание. Одна Лидия в растерянности осталась сидеть за столом.
— Пшла вон, лошара! — коротко бросил ей атаман. Будто плюнул.
— Слушайте все! — прогремел он снова. — Это ржавое корыто больше не задерживать. Отпускаю!
Глава 19. Медведь все-таки пришел
Уменьшившийся числом и изрядно павший духом отряд собрался у мотозавозни. Навстречу Лиде и Никите из прибрежных кустов крадучись выбрался Бен, а на низеньком причале их встретил оцепеневший от страха Назар. Часовых и след простыл. Они потеряли интерес к незадачливым путешественникам или… Продолжают наблюдать, оставаясь незамеченными?!
— Да не трясись ты так, — без особых церемоний одернул Назара Бен. — И без тебя тошно.
Он без сил опустился на влажные доски. Бессилие — вот что чувствовали все его спутники. Бессилие перед наглостью атамана Громова и его верой в гарантированную и поэтому воспринимаемую как нечто причитающееся ему по праву безнаказанность. Лида села рядом с Беном. Никто из членов команды не питал особо теплых чувств к Катьке Каберне, но что делать теперь, никто толком не представлял. Вызволить Катерину представлялось делом безнадежным, уйти, бросив ее в беде — постыдным. На несчастного Назара никто и не смотрел.
— Медведь. Там, — выдавил он под щелканье собственных зубов. — Пока вы в село ходили, я решил прибраться: собрал пустые банки, крышки, обертки и вынес… — он неопределенно махнул рукой. — Вернулся, а он в грузовом отсеке.
— Ты его видел?
— Слышал. Рычит, стонет, лапами под брезентом сучит.
Оставив ребят на причале, Бен сошел на палубу и осторожно приблизился к люку. Оттуда и впрямь доносились пугающие звуки: сопение и шорохи неловкой звериной возни.
— Да… что же теперь делать?
— Нужно его как-то… изгнать, — неуверенно предложила Лида.
— И кто же это сделает? — с усталым скепсисом поинтересовался Никита. — Может быть, ты? Возьмешь швабру, которой мы драим палубу, да и выгонишь косолапого взашей?
— Похоже, придется его застрелить, — предположил Бен.
Увлеченные спором собеседники даже не заметили, как звуки в грузовом отсеке поутихли, наступила тревожная тишина.
— Застрелить? — напрягся Никита. — И кто же у нас такой меткий стрелок? А коли пуля не в туше застрянет, а днище пробьет? Потеряем мотозавозню… Только и останется, что идти на поклон к Громову.
— Нужно люк снаружи чем-нибудь тяжелым подпереть, чтобы он вылезти не мог. Бочкой, например. А как доберемся до места, откроем люк и убежим, а он, небось не дурак, выберется и сам уйдет, — внесла новое предложение Лида.
— Подпереть… Эх, ну и дурень же я, что на дверцы замки не поставил. Думал, на реке не от кого будет хорониться. Дурень и есть. Люк, сами знаете, не запирается. А бочка для медведя что игрушка, даже если ты на нее пятой точкой сядешь. Если он оттуда вырвется, нам только и останется, что в Енисей сигануть.
— Все, — оборвал дискуссию Бен, — отставить. Не по душе мне зверей убивать, да, видно, придется, — Бен взялся за ружье. — Вижу, он в левом углу. Мелкий он какой-то…
— Может, медвежонок? — предположил Никита.
— Может. Поганое дело получается, братцы, — вздохнул Бен. — Тихо, спокойно… Ты, Назар, зайди со стороны носа и лезь на крышу грузового отсека. Он в левый угол забился, если по ходу смотреть. Откроешь люк, а уж я… Давай.