Каждый житель Енисейска да и всякий, кто разбирается в географии Сибири, знает Енисейск как город, где кончается дорога. Конечно, от него бегут к окрестным деревням проселки, но настоящей, магистральной трассы в северном направлении от Енисейска нет. Дальше либо по реке, либо по воздуху.
И именно в этот день, после полудня ворота части распахнулись, и оттуда выехал флагманский вездеход с развевающимся на флагштоке «попугайчиком». За ним след в след двинулась вереница цистерн, тягачей и балков. Они уходили, медленно и непреклонно, и это напугало горожан больше, чем единовременный проход через город целой боевой флотилии. Миновав пределы Енисейска, вся эта техника, выбрав подходящее местечко, выезжала на енисейский лед и двигалась вниз по реке. В паре километров от города они собирались вместе, чтобы ехать дальше единым санно-гусеничным поездом.
Торжественность момента была слегка подпорчена обычной реальностью российской жизни. Горожане, конечно, об этом не знали, но последний тягач в поезде должен был везти начальника экспедиции и приближенных к нему лиц. Должен-то он должен, но сейчас он неподвижно стоял на обочине, а его размотанная левая гусеница лежала на снегу как червяк. Четыре фигуры, закутанные в полушубки, возились вокруг нее, испуская при дыхании клубы пара.
— Да не видел я, как этот палец — блин! — выскочил! — зачем-то оправдывался механик-водитель, хотя никто его ни в чем не обвинял.
Тут парень обернулся и распознал девушку в неуклюжем существе, упакованном в теплые стеганые штаны и дубленый полушубок, капюшон которого был так плотно затянут, что оставлял на морозе лишь малое пространство носа и глаз.
— Ой, девушка, простите… — промямлил он и снова обернулся к командиру: — Вот, Максим Евгеньевич, проводим экстренный ремонт.
Тут уж все обернулись и увидели неслышно подошедшую Лидию. Рядом со своими сокурсниками Лидия смущалась и робела. Совсем молодые ребята, все лет на десять-двенадцать моложе нее, а уже сколько всего умеют. Так, должно быть, чувствовал себя Михайло Ломоносов среди малолетних школяров.
— Метла, а ты что здесь делаешь? Шеф вроде ясно сказал — девчонок не берем! Или для тебя опять сделали исключение?
— Успела! — бодро откликнулась Лидия, полностью игнорируя вопрос. — Хотели уехать не попрощавшись? Дудки!
— Привет, неугомонная! — ни Бен, ни Максим не удивились ее появлению. — Нашла-таки нас! А у нас тут палец из гусеницы, видите ли, выскочил. — Бен смешно спародировал интонации водителя-сквернослова.
Ее проводили в балок и напоили чаем. Она с интересом огляделась: небольшой мобильный домик был рассчитан на четверых человек, вдоль стен располагались узкие двухъярусные кровати, имелись и стол, и маленькая печка. Здесь царило ощущение тесноты и типично холостяцкого беспорядка. В течение многих дней экипажу санно-гусеничного поезда придется жить на колесах в бессчетной череде переходов и стоянок, во время которых нельзя глушить двигатели ни днем, ни ночью. Тут дверь балка приоткрылась, и в нее в окружении нимба клубящегося пара просунулась голова водителя.
— Максим Евгеньевич, мы с Гошкой решили, что вдвоем справимся. Но это часа полтора, не меньше… — и говорящая голова скрылась.
— Пойдемте, — позвала Лидия, — тут есть, что посмотреть. Пусть мороз… Зато есть время… Пойдемте!
*****
Не бывало еще такой заморочки, в которой смекалка не выручила бы нормального русского мужика. Купленную в Красноярске теплую дубленую куртку Бен сразу же оттюнинговал — проделав в ней небольшое отверстие, вставил в него мягкий полиуретановый дыхательный клапан, с помощью которого можно было дышать, не опасаясь простудиться даже на самом лютом морозе. Сквозь обод капюшона он продернул толстую проволоку, и теперь его вполне можно было ставить торчком. Если смотреть со спины, заметить подвох было невозможно, а когда Бен ходил, подавшись корпусом вперед — было трудно заметить и спереди.
И работало! Подавляющее большинство людей вовсе не обращали внимания на странного великана, некоторые предпочитали думать, что столкнулись с оптической иллюзией, попросту говоря — померещилось. Те же немногие, которые ясно и несомненно рассмотрели в капюшоне пустоту, почему-то предпочитали об этом помалкивать.
Как назло, именно в этот день удача чуть не изменила Бену. Они шли втроем по улочке, застроенной рядами частных домовладений, когда попавшийся им встречный мужичок, по-видимому, слишком пристально пригляделся к Бену, после чего привалился к забору. При контакте с забором в гражданине что-то звякнуло, к тому же стало заметно, что гражданин этот… не совсем трезв.
— Эх, нехорошо, — прошептал Максим и направился к пьяному, но тут из приоткрытой калитки высунулась крепкая женская рука и втянула бедолагу внутрь.
Несмотря на мороз, на покрывшую весь город колкую изморозь, настроение у всех было приподнятое. Максим увлеченно излагал Лиде план операции:
— Не бойтесь, все у нас получится, — бодро улыбался он. — Не мы это придумали — с середины двадцатого века подобные автопоезда доставляли топливо и продовольствие на антарктическую станцию Восток. У них-то задача посложнее была, правда?
— Увидите Кондитерского, передайте пламенный привет! — вспомнила Лида. — Угощение его мы и посейчас не забыли.
— Больше тысячи километров нам предстоит двигаться по енисейскому льду. Воздушная разведка сообщила, что условия в целом благоприятные, ледяных торосов не так много.
— А лед выдержит? — боязливо спросила Лидия, в своем детстве наслушавшаяся страшных рассказов о том, скольким людям стоила жизни езда по речному льду или припаю.
— Должен выдержать. Во всяком случае, среди нас есть гидролог, а туруханцы выполнят разведку на своем участке. Прорвемся. А как дойдем до Города, свернем на отсыпанную метрополийцами дорогу. Они обещали все подготовить и расставить опознавательные знаки. Даст Бог, оставшиеся в живых маугли не станут с нами связываться. А нет… Они об этом крепко пожалеют.
— Все-таки удивительно: вы такой большой начальник, а сами едете…
— Печально, что вас это удивляет, Лида. Когда в тысяча девятьсот тридцатом году впервые рискнули транспортировать по Енисею лес самосплавом, в виде крупных плотов, в первой экспедиции участвовал лично начальник Комсевморпути Лавров. Лично. На плоту. Они прошли тем же самым путем, что и мы сейчас, и рисковали точно не меньше нашего. Неужто бы я мальчишек вперед послал, а сам остался в кабинете задницу отсиживать?!
— А вернетесь когда?
— Ну, — замялся Максим, — это еще не решено. Часть экспедиции разгрузится в Туруханске да там и останется, а мы двинемся дальше. Пока доедем, пока разгрузимся… Тут и закончится время самых лютых морозов. По всему выходит, весну мы встретим в Метрополии. А там, как Бог даст. Посмотрим. Может, в марте вернемся всем автопоездом. Может, часть экспедиции вернется по воздуху, а остальные останутся до следующей зимы.
— И не страшно? Вы готовы жить среди существ?
— В первый раз, как туда попал, было действительно страшно. Переговоры длились четыре дня, но и этого оказалось для начала более чем достаточно. Но теперь первый страх сошел, справлюсь.
— А я знаю одну девочку, которая прожила среди существ двадцать лет, — засмеялся Бен.
— Я всегда считал себя циником, но тогда, как прилетел обратно в Туруханск, пошел к мощам Святого Василия Мангазейского. Стоял, просил… Чего просил, сам толком не понимал.
— Когда не понимаете, нужно просить о вразумлении, — авторитетно заметила Лидия.
— Вот будешь в Туруханске, сама и попросишь! — засмеялся Максим.
Наконец показалась цель — здание бывшей мужской гимназии. Лидия с Максимом постучали, Бен благоразумно остался позади. Вахтер было не хотел их впускать, а после того, как Лида как бы невзначай обронила банкноту на его обшарпанный стол, и вовсе заявил, что немедленно позвонит «куда следует». Тут уж пришлось Бену с Максимом выступить вперед: