— Какое совпадение, — вкрадчиво начал Максим, — я как раз «откуда следует», — и он помахал перед вахтером своим удостоверением, которое, впрочем, «забыл» раскрыть.
Старик пришел в смятение, и виной тому было вовсе не удостоверение Максима Евгеньевича, рассмотрев Бена, вахтер вздрогнул и мелко закрестился. Вскоре он сменил гнев на милость и даже вызвался быть провожатым. Нечаянно посмотрев на Бена, он боязливо отвел глаза, но затем, пересилив себя, кротко улыбнулся. По истертой поколениями детских подошв лестнице, такой же старой как и сам дом, поднялись на второй этаж и вошли в просторный актовый зал.
— Ну, здесь, что ли, выступал норвежско-подданный? — поинтересовался Бен.
— Вы, господа, историей интересуетесь? Здесь, выходит, это и было. Фритьоф Нансен, подданный норвежской короны, собственной персоной выступил перед обывателями города. Интерес публики был необычайный — чиновники в парадных мундирах, дамы в своих лучших туалетах, значит, в первых рядах. Позади — школяры и городская беднота. Он рассказывал им о своих приключениях, об экзотических странах…
— А он не упоминал, что для европейцев Сибирь и есть экзотическая страна? — вежливо поинтересовался Максим.
Но вахтера было не остановить:
— Потом он начал говорить о своих планах, о Севере, о тех дорогах, которыми ему суждено пойти… А через несколько дней он уехал совершать свои открытия.
— Вы так прекрасно рассказываете, любезный… Вы не были, часом, свидетелем тех событий? — насмешливо заметил Бен. — Не могли бы вы нас ненадолго оставить? Моя племянница хочет мне что-то сказать, но стесняется.
— Ты ему веришь? — спросил Бен Лидию, как только за вахтером закрылась дверь.
— Про мундиры и дамские туалеты он, может быть, и присочинил. Но Нансен был здесь, это факт. В этом самом зале. Он сделал здесь доклад, а потом продолжил свой путь на юг и восток. Может, это ужасно сентиментально, но, пожалуйста, не смейтесь. Я просто подумала: сначала Нансен, потом основатели Города, затем строители и проектировщики Полярной магистрали… А теперь настал ваш черед уходить.
— Ну, в этом есть определенный смысл, — снисходительно отметил Бен. — Но Нансен был первооткрывателем, а мы по другой части. Все мысы и проливы уже открыты и нанесены на карты.
— Ты не прав, — покачал головой Максим. — После того, как поднялся уровень океана, очертания побережья изменились. Нам придется все открывать заново.
— И еще кое-что, — торопливо сказала Лидия, видя, что Бен с Максимом порываются уйти. — Я уже однажды была здесь. Тем летом. Нашим последним летом… Я мечтала скорее вернуться домой и всем рассказать… Папе, маме, тебе. Но не вышло, не случилось.
*****
За северной окраиной Енисейска, где двадцать лет назад простирались девственные берега, разместилась небольшая верфь. Сейчас здесь зимовали разного калибра суда и суденышки. Путники собирались уже пройти мимо, как Лида резко остановилась.
— Смотрите, «Овцын»! — воскликнула она и быстро погасла, припомнив детали того путешествия.
— Конечно, «Овцын», — подтвердил Максим Евгеньевич. — Овцын всегда должен быть на Енисее. А сколько еще в нашей истории прекрасных имен… Жаль, нет у нас пока новых кораблей, ведь неловко же называть именами героев ржавые корыта. Надеюсь, со временем…
Когда вернулись к вездеходу, короткий зимний день уже начинал сереть, солнце окрасило розовым светом заснеженные крыши домов. Мороз чуть спал. Поврежденную гусеницу давно насадили на колеса. Пришло время расставания. Однако, и сейчас без сюрпризов не обошлось.
— А я Алима новой песне научил! — радостно выпалил молоденький паренек в тулупе. — Старой песне…
— Отлично, — благосклонно кивнул Максим Евгеньевич. — А как насчет гусеницы?
— Ремонт успешно завершен, — отрапортовал Алим и с безрадостным видом добавил: — Гош, ты бы лучше про руку рассказал.
— Да ерунда…
— Максим Евгеньевич, он руку приморозил, — сдал товарища Алим.
Судя по всему, Алим был еще молодым человеком, вот только при каждой улыбке его смуглое и подвижное лицо сморщивалось как печеное яблоко.
— Как это случилось? — посуровел Максим. — Кто-то из вас забыл приказ: ни при каких условиях не снимать на морозе рукавицы?
— Я не смог, — потупился Гоша, — в рукавице было неудобно. Думал, быстренько болт вставлю, и все… Примерз моментально.
— Ну что ж, — сухо произнес Максим Евгеньевич, — в таком случае ты отстраняешься от дальнейшего участия в экспедиции. Надеюсь, в части нам выделят опытного механика-водителя на замену, который не станет совать руки, куда не следует.
— Ну, па-а-апа!..
— Отставить!
— Вас понял. Прошу! — заскулил Гошка. — Рука скоро заживет, обещаю.
— Я буду помогать, если он не сможет, — вступился Алим.
— Как же ты можешь обещать за свою руку? Ладно… — сменил гнев на милость Максим. — Но придется поменяться вахтами. Алим, ты поведешь первый, под утро я тебя сменю. А там и Гошина рука, надеюсь, выздоровеет.
Молодые люди на радостях ретировались, пока Максим не передумал.
— Спасибо, что выбралась к нам, племяшка, — Бен неловко обнял Лидию. — Ну… Труба, как говорится, зовет. За нас не беспокойся, гидролог говорит, добрый лед в этом году, как по заказу.
— Хвали меч после битвы, а лед — если выдержит, — Максим суеверно сплюнул через плечо.
— Ты не передумал?
— Нет. Я должен быть со своими братьями, им сейчас нелегко. И я просто хочу домой. Пусть край наш трудный, холодный… Но если кто при мне посмеет назвать нашу землю убогой, я тому…
— Раскрошишь? — усмехнулась Лида.
— Надо будет, раскрошу!
Лида решила не рассказывать сегодня печальную историю Назара. В долгий и опасный путь лучше отправлять не обремененными горькими мыслями. В свертке оказался дивный уйгурский нож, увитый причудливой вязью.
— Классная вещица! — Бен уважительно взвесил пчак в руке. — Будет случай, спасибо ему передай. Ну, пока.
Заревел двигатель, дернулся балок, отрывая от снега примерзшие полозья, и последний тягач покинул пределы Енисейска.
Лидия осталась одна на речном берегу. Она немного постояла, провожая долгим взглядом огни уходящих машин. На душе было муторно. Бен уехал и не вернется. И это правильно. Надежда, что все будет хорошо, боролась с нахлынувшим ощущением собственного одиночества. Нельзя предаваться унынию… «Кто не верил в дурные пророчества…» — еле слышно прошептала она.
Лиде предстояло выйти на шоссе и пешком добраться до центра города. От быстрой ходьбы она согрелась и повторяла на ходу — уже одними губами:
«Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть…»
*****
Как только караван пришел в движение, и Бен, и Максим почувствовали, как ослаб стягивающий грудь тугой узел из переплетения страхов, сомнений и сожалений. К этой экспедиции подход был особый. Максим Евгеньевич сразу же отверг предложения готовиться к походу по стандартам северного завоза. В качестве эталона был принят опыт советских антарктических санно-гусеничных поездов по маршруту Мирный-Восток-Мирный. Расчет был прост: пусть с тех времен минуло почти столетие, но то, что неоднократно оправдало себя при семидесятиградусных морозах, низовых метелях, на бескрайних торосистых полях, при полном отсутствии воздушной поддержки, должно сработать и на этот раз. К подготовке были привлечены наиболее способные курсанты учебного центра, и студентке-первокурснице Лидии Метёлкиной оставалось лишь завидовать старшим товарищам. Изучались документы, чертежи, составлялись сметы и списки снабжения. Сколько брать запчастей, продуктов, какие добавки включить в состав горючего, чем должны быть оборудованы вагончики-балки, представители каких специальностей должны войти в состав экспедиции… Ах, да… чуть не забыли — последний тягач автопоезда обязательно должен быть с балком на случай аварийной остановки.
Вот в этом-то последнем балке и ехали Бен, Максим и забравшийся на верхнюю полку Гоша. Погасли огни Енисейска, и за окнами воцарилась непроглядная тьма. Вскоре приемник перестал ловить сигнал Енисейской радиостанции, в эфире остался только белый шум. Но печалиться было не о чем — вскоре с верхней полки зазвучали куплеты новой старой песни: