Ньютон и Лакруа приехали в Градчаны вместе около двух часов ночи. Галифакс по телефону посоветовал Ньютону действовать независимо от времени суток.
Разговор длился более часа. В пять утра Годжа открыл новое заседание Совета министров:
— Глубоко сожалея, чехословацкое правительство должно принять все предложения как единое целое, подчеркивая при этом принцип гарантий против немецкого вторжения на чехословацкую территорию, которые нам предоставляют Франция и Великобритания, до того момента, когда будет можно осуществить передачу территории после установления новой границы…
В восемь часов утра из ворот Пражского Града выехала машина министра иностранных дел Крофты. Он направлялся к себе в министерство для выработки нового ответа западным державам.
Люди, которые вторые сутки в патриотическом порыве стояли у древних стен Пражского Кремля, смотрели на эту машину с надеждой. Они еще не знали, что ей не суждено осуществиться.
VIII
Фернандес спустился на набережную — на минуту задержался у парапета. По легкой ряби Влтавы плыли лебеди — белые, черные. От них веяло удивительным спокойствием. Фернандес медленно отвел глаза от этих величавых прекрасных птиц — пошел дальше, адрес, указанный на конверте, он помнил. Фернандес шел к Гофману, тому самому, которого он два года назад вытащил из франкистского плена.
Со всех сторон летели выкрики газетчиков:
— Протест советского посла!
— Беран обвиняет русских!
— Отставка правительства Годжи!
— Новый премьер — генерал Сыровы!
— Генерал Сыровы формирует новый состав кабинета!
Газеты никто не покупал, потому что ими торговали штрейкбрехеры. Пражане объявили всеобщую политическую забастовку протеста.
Дом был старый. С красивым фронтоном, двумя кариатидами, надежно поддерживающими козырек над парадным подъездом. Фонарь за стеклянными дверями светился, но дверь Фернандесу открыли не сразу.
— Я хотел бы видеть доктора Гофмана… — сказал Фернандес, опасаясь, что опрятная старушка, от которой пахло свежим хлебом, сейчас покачает головой и…
— Пан Карел спит, — сказала старая женщина, глядя недоверчиво. — Кто вы такой?
Фернандес внутренне усмехнулся. Как же представиться пожилой пани?…
Началось все с того, что после страшной голодной олонецкой зимы ушел по льду на Питер. Попал в большой магазин на Литейном, стал мальчишкой на побегушках — хозяин магазина был француз, хозяйка — полька. Говорили они каждый на своем языке, ругались почему-то исключительно по-немецки. С того все и началось. Первые уроки структурной лингвистики — немецкие ругательства вперемежку с подзатыльниками.
Наслушавшись хозяев, мальчишка являлся на кухню показывать кухарке, горничной и столующимся приказчикам, как хозяйка мириться к хозяину пошла, как хозяин садится в карты играть, как они вместе деньги считают, — кухня сотрясалась от хохота!
Работать в Петроградскую ЧК он пришел из милиции, после того как удалось внедриться в банду, кроваво орудовавшую за Охтой. Долго не могли выйти на ее главаря, нэпмана, исправно платившего финналог и не вызывавшего никаких подозрений. Потом была разведшкола. Потом — Испания…
Он был связным, хотя знал: мог бы стать актером. Типичный сангвиник, с живым подвижным лицом. С французом он умел стать французом, с испанцем — испанцем, с итальянцем — итальянцем, однажды легко сошел за светлокожего араба… Только очень редко ему снились деревянные церкви у озер. Он почти не помнил свое настоящее имя. Он постоянно менял обличье, придумывая легенды, искал, импровизировал — чтобы выжить, чтобы сделать дело, выполнить задание.
«Пожалуй, — думал теперь Фернандес, — переход через Пиренеи достался мне меньшей кровью, чем это путешествие по Чехословакии. Там рядом были товарищи. Здесь я один. Один на один с этой темной неуправляемой силой».
Временами ему казалось, что он никогда не доберется до Янске-Лазны. Судеты в руках генлейновцев. У них свой, жесткий порядок — на манер германского. До перевала в Крконошах ехал на попутной машине. Там на контрольно-пропускном пункте Фернандес видел, как генлейновцы гонят прикладами пассажиров туристского автобуса. Трое из них, бледные, гневные, стояли в наручниках. В их лицах была неистовая ярость, так знакомая Фернандесу по лицам друзей, с которыми он уходил через Пиренеи, зная, что официальная Франция не желает принимать героев Мадрида.
Тогда на перевале он дождался, когда у генлейновского кордона соберется побольше машин, и вышел из кабины грузовой «Татры» вроде глянуть, будет ли просвет в «пробке». Потом сделал несколько шагов в сторону, мышцы спины напряглись — где гарантия, что не получишь сейчас пулю под лопатку? Карабкаясь по лесистым склонам, вышел на берег Упы. Река и привела его в Янске-Лазны. Дверь дома доктора Гофмана открыла его помощница. Доктор уехал в Прагу. К нему вот так же неожиданно пришел незнакомый господин, сказала женщина. Они долго говорили, и доктор сделал то, чего не делал никогда: перепоручил ей своих больных и уехал. Нет, пани Вера, так ее звали, не знает точно, где в Праге может остановиться доктор. Обычно он навещает там свою тетку. Это в старом городе, кажется за Влтавой. Фернандес попросил адрес. Пани Вера все же нашла потрепанный конверт с пражским штемпелем. Обратный адрес, к счастью, на нем значился.