— Иржи Краух — мой однокашник, — все говорил Гофман. — Он был горным спасателем в Крконошах, очень мужественный человек. Мне не раз приходилось видеть, как он рисковал жизнью. Мы всегда были дружны, несмотря на разность политических убеждений. Что поделаешь, у него другой взгляд на будущее немцев, живущих в Судетах. Сейчас он один из ближайших сотрудников Генлейна. Кстати, Генлейна я тоже хорошо знаю, по тем временам, когда он служил инструктором лечебной гимнастики в Карлових Варях.
— Где теперь Дост, куда его направил ваш Краух? — резко спросил Фернандес. Его испугали откровения Гофмана.
— В Ужгород, к Волошину.
IX
На фронтоне губернаторского дома рядом с трехцветным чехословацким флагом какие-то люди укрепляли древко с желто-голубым полотнищем.
Англо-французский ультиматум, расплывчатый ответ на него пражского правительства сорвали клапаны — в Карпатском крае разгулялось двоевластие. Еще не уехал из Ужгорода чешский губернатор, военная комендатура продолжала мобилизацию русин, галичан, гуцулов, украинцев в чехословацкую армию, а в премьеры будущей самостоятельной Карпатской Руси уже изо всех сил лез униатский священник Августин Волошин. Главарь националистской фашистской партии, забыв о налагаемом саном смирении, не уступал Генлейну в активности, так же нагло разваливал Чехословакию, так же нагло требовал мифических прав и свобод. В острой конкурентной борьбе с фюрером местных хортистов Фенциком Волошин рассчитывал на протекцию Берлина и на помощь Варшавы, а больше всего — на силовую поддержку боевиков националистического легиона по образцу генлейновского. Волошинские боевики именовали себя казаками «Карпатской сечи». Они расхаживали по улицам Ужгорода, Мукачева, Хуста в полувоенном обмундировании, смушковых шапках, готовые в любой момент устроить драку с полицией, разгромить еврейскую лавочку, поджечь чешский дом.
Трое «сечевиков» прохаживались у губернаторского дома, им представлялось — несут караул. Они с интересом посматривали на Фернандеса. Кто, откуда и зачем?
К губернаторскому дому подкатил помятый «фиат». Из него вышел толстяк в котелке, клетчатой паре, с толстым кожаным портфелем в руках. «Сечевики» в мазеповках суетливо по-штатски раскланялись. Это был не кто-нибудь, а сам мебельный фабрикант Галущак! «Торопится вершить государственные дела, — подумал Фернандес, — но ему придется чуть обождать». Фернандес второй день высматривал Галущака и считал, что их встреча должна пройти один на один в обстановке официальной.
Медленно, значительно ступил Галущак на первую ступеньку губернаторского дома, вскинул голову, шаг придержал, будто поклонился желто-голубому флагу. Фернандес преградил ему дорогу. Краем глаза заметил — трое в мазеповках насторожились.
— Честь имею, — Фернандес заговорил по-немецки, приподнял новую мягкую шляпу. — Моя фамилия Стеншельд. Представляю фирму «Семья Дорн» — шведская древесина, фанера, картон. Швеция — Стурлиен, Великобритания — Лондон, Германия — Берлин…
— Что-что? — от неожиданности отпрянул Галущак. — Не понял…
— Я направлен к вам мадам Ловитц, управляющей фирмы «Семья Дорн».
— Кем-кем?
Галущак впервые слышал и название фирмы, и фамилии, которые называл незнакомец. Однако все это произносилось так весомо, что Галущак смутился, но не захотел признаться в своей провинциальности и слабой ориентации в международной лесоторговле. Поэтому уклончиво сказал:
— Пожалуйста, не сейчас. Завтра, в конторе. По делам фабрик я принимаю в конторе. — Галущак поднялся на ступеньку выше, пытаясь обойти Фернандеса.
— Дело важное и необычное, — Фернандес снова заступил дорогу, — поэтому мадам Ловитц обратилась ко мне, а не к уголовной полиции.
«Уголовная полиция? — насторожился Галущак. — Этого не хватало! Волошин? Казачки наследили? Придется выслушать…»
— Вы частник из Интерпола? — хмуро спросил, уже внимательно вглядываясь в Фернандеса. — Из Лондона, говорите?
— Дело мне поручили в Берлине, а в Праге Иржи Краух рекомендовал вас.
Галущак передернул плечами, будто поддержал сползающий тяжелый мешок. Здоровяка Крауха, бывшего горного спасателя из ближайшего окружения Генлейна, человека скользкого и опасного, Галущак знал, и они с Волошиным предпочитали с ним не связываться.
— Пройдемте, — Галущак сделал шаг вперед, засуетился у массивных дверей с бронзулетками, чтобы успеть первым распахнуть их перед берлинским посланцем.
Фернандес почувствовал, что дело пошло. «Не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — подумал он. — В Праге я жалел, что Гофману пришлось сказать Крауху о моей поездке в Ужгород. Но сейчас это кстати. Ну а если уж придется встретиться нос к носу с Достом, что мне может помешать и дальше играть роль посланца "Семьи Дорн"? Ингрид уже оповещена из Центра и подтвердит где угодно, что наняла частного сыщика по рекомендации… да хоть князя Багратиони, постоянного клиента фирмы».