— Мы знаем вас. Вы офицер СД, — без обиняков начал он, — хотя упорно пытаетесь выдать себя за лесопромышленника из Швеции. Что правда, то правда, мы убедились, с австрийскими деревообрабатывающими предприятиями вы дел не имели, в этой части мы готовы вам поверить. Но это не значит, что тема для нашего общения исчерпана. Вы у нас в руках, Дорн. Мы располагаем фотографиями, на которых зафиксированы ваши многократные встречи и контакты с профессором Дворником из Праги.
Дорн тут же предположил, что Дворник «отдал» его чешской контрразведке. Тогда почему они интересовались обстоятельствами обнародования показаний Планетты? У чехов к этому делу должно быть иное отношение. Как бы то ни было, об этой истории нужно молчать. У него не могло быть никаких контактов с австрийцами — никаких! И стоять на том до конца. Еще ничего неизвестно. Коленчук заявил, что располагает письменными свидетельствами Дворника, где утверждается, что якобы Дорн склонял теолога возглавить заговор против президента Бенеша с целью раздела чехословацкого государства. Таких показаний официальным органам Дворник не мог дать при самых крайних обстоятельствах. И Дорн понял, что имеет дело не с чешскими контрразведчиками. Тогда с кем?
«Уж больно гладко прошел у меня последний разговор с Гизевиусом, — размышлял Дорн. — Не продолжается ли он здесь, в иных условиях? Если так, нельзя ни на шаг отходить от концепции, предложенной Гизевиусу, ибо развивать ее можно и пронемецки, и прочешски». Дорн так и поступил. В ответ на его объяснения Коленчук предъявил пленку с записью беседы Черчилля и Генлейна.
— Эту катушку вы собственноручно передали Дворнику, —сказал Коленчук. — Экспертиза зафиксировала на ней отпечатки ваших пальцев. Это прямая улика против вас как шпиона, работающего на подрыв чехословацкой государственности. И не пытайтесь изворачиваться. У нас есть все основания передать вас в руки чешских властей. Ставлю вас в известность: Прага объявила чрезвычайное положение, в условиях которого военный трибунал быстро вынесет вам однозначный приговор. Но мы не станем делать этого, если вы дадите ответ на следующие вопросы: как станет Великобритания реагировать на создание самостоятельного словацкого государства и нарушение Трианонского договора; как может отреагировать Сталин на этот, факт, если учесть, что власть в Словакии возьмет при поддержке Германии Словацкая народная партия; и, наконец, не подведет ли партию Андрея Глинки, своих полных единомышленников, господин Гитлер, не превратит ли завоеванную глинковцами самостоятельность в вассальную зависимость от рейха? Вы поняли направленность моих вопросов?
«Ну вот, проясняется, — это, скорее всего, словаки… — думал Дорн. — И они вполне могут быть людьми Гизевиуса».
Дорн решил потянуть разговор. Вдруг Коленчук «выбросит» некую деталь, по которой можно будет сориентироваться более точно?
XI
Когда полковник Шантон из сюртэ получил донесение, что в Дюнкерке на перроне вокзала трое неизвестных, применив физическую силу, захватили пассажира поезда, идущего в Дувр, он принял это за обычное уголовное происшествие. Однако через некоторое время полиция снова напомнила об этом деле. По их агентурным данным, похищение носило политический характер, поскольку похитителями оказались представители украинского националистического центра. Один из оуновцев, старый должник полиции, доверительно сообщил, что по указанию Коленчука захватили человека, сильно оглушив его. Он сообщил приметы похищенного и добавил, что он швед.
В досье полковника Шантона было не так много шведов, которые могли бы интересовать сюртэ и попасть в переплет с политической подоплекой. Одним из таких шведов был Роберт Дорн, лесопромышленник, офицер СД. Карточку на него заполнила Од иль Картье, когда в 1936 году бежала из Лондона с оригиналом меморандума Антони Идена.