Дорн вдруг позавидовал ему — хорошо быть от природы веселым человеком. А каков от природы он сам? И неожиданно подумал, что, наверное, он человек тяжелый. Подозрительность стала второй натурой. Или это только наблюдательность и связанная с ней привычка постоянно анализировать все — каждое свое и чужое слово, каждый свой и чужой поступок?
Лиханову оказались коротки брюки.
— Тебе бы еще полусапожки, и прямо вылитый охотник из частных угодьев, — опять посмеялся Фернандес — Дорн наверняка специально выбрал тебе костюм защитного цвета.
Утром следующего дня три провинциального вида господина, перекидываясь веселыми шутками, садились в «Дуглас» бельгийской авиакомпании. Кресла в самолете были мягкими, уютными, и после пережитого напряжения, после трудной дороги, двух бессонных ночей они моментально заснули. Проспали посадку в Копенгагене, не откликались на предложения стюардессы выпить коктейль, съесть сандвич, почитать газету или посмотреть журнал. Дорн видел во сне улицы Берлина, по ним скрежетали бульдозеры, летела пыль от рухнувших бюргерских домиков. Лиханову снилось детство, имение под Полтавой, речка и сенокос. Он улыбался, сквозь плотно прикрытые веки бежали слезы, но некому было заметить их. Фернандес словно провалился в черный, бездонный колодец — спал крепко, без сновидений.
— Рига, господа, Рига! Рейс завершен, поздравляю с благополучным прибытием, — звонко сказала стюардесса.
Их встречали. Дорн не знал этого человека. Фернандес, очевидно, тоже. Встретивший пригласил их в легковую машину, и они поехали через город, минуя вокзал, за Двину На пустом летном поле, отгороженном от шоссе перелеском и рекой Лиелупе, стоял самолет с красными звездами на крыльях. Под фюзеляжем отдыхал летчик. Приветливо замахал шлемом, увидев машину. Еще каких-то три часа полета… и Москва!
Они не разговаривали. К чему слова? Разве выразить все, что эти трое сейчас чувствовали? Они только крепко пожали руку своему провожатому. По очереди стиснули по-товарищески протянутую ладонь пилота и поднялись по легкому трапу Под сиденьями, расположенными вдоль пассажирской кабины, лежали парашюты. На высоте стало холодно. Но Дорн, Фернандес, Лиханов весь полет смотрели в иллюминаторы, хотя небо было затянуто низкими тучами, земля сквозь них виднелась редко — но они чувствовали ее близость, близость родной земли, и смотрели, смотрели… Облаков становилось все меньше, земля просматривалась все лучше, вот уже видны трактора на полях, дороги, перерезавшие леса, грузовики на дорогах, крыши домов. Наконец впереди показались дома большого города.
Почувствовали, как самолет лег на крыло. Скоро посадка. Дорн видел открытую легковую машину у края посадочной полосы, видел людей, стоящих рядом с ней, — они смотрели в небо, на самолет. Дорну уже казалось, он видит родные лица. Толчок — и самолет, вздрагивая, побежал по бетонке. Моторы взревели последний раз. Все, остановка. Не верилось, ни во что это не верилось! Неужели были Коленчук, мадам Трайден, парижский вокзал, форт «Шатийон», маленький магазинчик бельгийского захолустья? Или это все приснилось в «Дугласе»? Пилот открыл дверцу и опустил трап.
— Прошу! — сказал он, широко улыбаясь. — Поздравляю, товарищи, с возвращением вас. Но пасаран! — Пилот думал, что эвакуирует интербригадовцев.
Дорн спускался последним. Он ничего не видел, кроме изменившегося, осунувшегося лица Павла Сергеевича Демидова. Он сейчас же, сейчас скажет ему все — что осознает свою вину, что…
— Сережа! Сережка! — закричал Демидов. — Сереженька! Родной! — Дорн попал в его мощные, крепкие руки, узловатые пальцы заскользили по лицу, — Сережа… Да чего же ты плачешь, глупый!… Сережа! Ну, смотри, где ты, смотри… Мы с тобой! Да скажи же хоть слово… Герой!
Дорн взял себя в руки:
— Готов, Павел Сергеевич, нести ответственность…
Демидов похлопал его по плечу:
— Потом отчитаешься, — он улыбнулся. — Глянь вон туда… — и указал на край поля. — Посмотри, кто еще тебя встречает.
На самой кромке летного поля, возле черной «эмки» стояла девушка с цветами. Демидов махнул ей рукой, она сделала несмелый шаг, еще один, и Сергей узнал Нину Багратиони. Забыв обо всем, бросился к ней — он даже не спрашивал себя, откуда она и почему оказалась здесь. На секунду замер, оглянулся на Демидова, словно ждал от него поддержки. Нина побежала навстречу, теряя цветы из огромного букета.