После того как услышали свои фамилии, мы и другие бойцы стрелковых частей отправились за капитаном.
Оглядываясь по сторонам и вздрагивая от каждого разрыва, который эхом доносился где-то из-за холмов, я задавал вопросы у сопровождавшего нас капитана Смирнова.
— Товарищ капитан, разрешите обратиться?
— Валяй!
— Товарищ капитан, я на станции слышал, что Минск взяли, это правда?
Смирнов закуривает папиросу.
— Да… на минувшей неделе!
Он выдержал паузу, сделав несколько глубоких затяжек.
— Что ж они там, совсем охренели в штабах? Детей набирать стали! Вам по сколько лет то всем? Сразу в пекло бросают! — сминает рукой со злости недокуренную папиросу и швыряет на изрытую от разрывов бомб землю.
— Ну, вообще-то мы уже ни дети! Нам без малого двадцать лет будет. Навоюем не меньше остальных! — ответил я.
Капитан в голос засмеялся.
— Да я тебя умоляю, сынок! Навоюем?! Ни сегодня — завтра перебьют нас всех к чертям собачьим и поминай как звали. Ты вообще знаешь, какая средняя продолжительность жизни простого пехотинца, а? Сутки! Максимум двое!! А вы вообще медики! Для вас господь сорок секунд отмерил! Немец в первую очередь будет вышибать, что бы вы никого с поля боя вынести не смогли!
Насупившись от его столь обидных слов, я молча продолжил движение дальше.
Шли мы долго по изрытой белорусской земле. В этом походе, я думал о своей единственной и неповторимой Ксенечке и наши прогулки по набережной.
— Воздух!!! Всем в лес, быстро! — взвизгнул вдруг Смирнов, увидев сваливающуюся на нас кучку немецких пикировщиков.
Со стороны солнца заходила пятерка Юнкерсов и с ужасающим рёвом начала обстреливать колонну. Я в панике помчался в сторону леса, до которого было метров двести. Мы с капитаном успели добежать до опушки, но остальные ребята не смогли добраться.
Глядя на то, как наших ребят смешивают с землёй бомбами и пулеметами, я сбросил вещевой мешок, винтовку и ринулся к ним на помощь. Смирнов догнал меня, накинулся сзади и оттащил обратно в лес.
— Ты чего совсем дурак? Ты куда поперся? Ты видишь, что там творится?
— Ну как же так товарищ капитан? Там же Демьян, там же мои друзья! Я должен им помочь!
Мне удалось вырваться из его рук, но капитан, почувствовав, что я утратил над собой контроль, тут же заехал мне кулаком в морду, от чего я потерял сознание.
Очнулся от струек холодной воды бегущих по моему лицу. Капитан, приводя меня в чувства, поливал на лицо из своей походной фляжки.
— Ты прости сержант! Так надо было. Если б я тебя не задержал, ты бы сейчас лежал за компанию. (Держит мою голову рукой и продолжает поливать).
— Тебя как звать-то?
Насупившись от обиды, я сквозь зубы проворчал:
— Сержант медицинской службы Петровский!
— Да етит твою… по имени!
— Алексеем…
— А я Иван Алексеевич!
Протягивает мне руку.
Подняв глаза, я увидел его шрамы на лице, которые вместе с морщинами суживались в тонкую полоску от улыбки, и всё та же окровавленная бинтовая повязка на голове, которою некому было поменять.
Когда мы приводили себя в порядок после авианалета, я заметил, что от нашей колонны никого в живых не осталось. Полностью убедившись в этом, мы стали пробиваться к своим. Бродя по лесу около трёх суток мы с Иваном Алексеевичем наконец-таки вышли в расположение нашего стрелкового полка.
Эпизод 6: «Знакомство»
В ночь на восьмое июля мы прибыли в Могилёв, в расположение штаба 331-го стрелкового полка. Там ожидал пополнения некий полковник Литвинов, который при нашей встрече был крайне недоволен тем, что пришло не войско, а всего лишь остатки.
— Капитан, я тебя за каким чертом посылал? Где пополнение? И где вас носило всё это время?
— Товарищ полковник, нас не носило! — ответил Смирнов, стирая платком пот со лба. — Пополнение в количестве шестидесяти двух человек я забрал на станции. По дороге, мы были атакованы звеном Юнкерсов. Там все и остались лежать… В живых остались только мы с сержантом. Всё, больше мне сказать нечего!
— Ну да, ну да. Бешенной собаке и семь вёрст не крюк!
Полковник переключился на меня.
— Ну, сержанта то я вижу. Фамилия боец?
— Санинструктор сержант Петровский!
— Хм…ну орёл! Ты школу-то давно окончил? Вылитый ботаник! (усмехнулся он) — Ладно, времени нет! Ты сержант, бери своё личное дело в руки и дуй в санчасть, знакомиться со своим новым командиром. А ты Иван Алексеевич останься, покумекать надобно еще!
— Слушаюсь, товарищ полковник!
Отдав честь, я немедленно удалился из штаба.