Первым делом после долгой борьбы со смертью, мне вдруг пришла мысль позвонить родным и оповестить их о том, что я жив. Но к сожалению, как выяснится позже, связи в госпитале не было, только ВЧ, да и та у начальствующего состава. Центры связи были разрушены входе бомбардировок города, которые продолжались изо дня в день.
Условия были просто невыносимые. И кормежка такое себе, и уколы эти, от мягкого места уже ничего не осталось, и кровать низкая, с вонзающимися в спину пружинами. Б-р-р! Я уже начал дни считать, мечтая скорее вернуться в строй.
Пробыв в такой рутине десять дней, я все же сумел подняться. После пребывания в госпитале, меня направили в фильтрационный пункт, для полного установления личности. Думал теперь все будет хорошо, но увы. В палате меня уже ожидали двое в форме сотрудников госбезопасности. Один сидел на моей тумбочке, а второй стоял лицом к окну и спокойно смаковал папиросу, выпуская дым через нос.
— Сержант, на минуточку! — сказал особист, сидящий на тумбочке, подманив меня рукой.
— В чем дело? — удивленно спросил я.
— Да собственно ни в чем. Небольшая формальность! Прогуляемся до нас? Машина ждет внизу!
— Это что, арест? — взволнованно спросил я и голос мой мгновенно задрожал.
— Да ну что вы! Простая беседа, ничего личного! — ответил он и хитро улыбнулся краем глаза.
— Я могу собраться?
Особист, что у окна, затушил папироску о подоконник, звучно выдохнул дым, подошел ко мне и выхватив из рук документы, сказал:
— Бегом! У тебя минута! — и тотчас же с напарником спустился вниз к крыльцу. Вещей у меня было не много. Запрыгнув в свои галифе, и накинув поверх рубахи гимнастерку, я спустился вслед за ними.
У входа стояла роскошная чёрная ГАЗ М-1 с открытыми дверьми. Особист, что курил там наверху у окна, зашел мне за спину и деликатно толкнул меня под зад в салон. Другой сел спереди. Шофер завел двигатель, и мы поехали в неизвестном мне направлении.
Привезли в какое-то громадное здание после чего взяли под конвой и завели в кабинет. Жестко усадили на стул перед молодым особистом, с тремя шпалами в петлицах, с поблёскивающим на груди от света настольной лампы, орденом красной звезды. Он открыл судя по всему мое личное дело и вытащив оттуда лист, дал мне на ознакомление:
— Это постановление о вашем аресте! Гражданин… как вас там правильно-то… а, гражданин Петровский!
— Простите, а почему аресте? И можно ли узнать, кто вы?
— Конечно можно! Старший следователь второго управления НКВД, капитан Зубов. Я веду ваше дело.
— А разрешите узнать, какое собственно говоря дело? Что такого я совершил? — пытаясь встать с места, с дрожью в голосе спросил я, но сзади стоящий боец, схватив меня за плечи, резко опустил на стул.
— А вот ознакомьтесь! Вам предъявлено обвинение в трусости и паникёрстве!
— Что?? Товарищ капитан, да какой я трус? Мы с ребятами били врага почти два месяца! Бродили по лесу черт знает где! Товарищ….
Перебив меня, и ударив кулаком по столу, капитан закричал:
— Закрой рот! — далее перейдя на спокойный тон, продолжил. — Не товарищ, а гражданин следователь! Знаешь сколько таких как ты мне затирают? Плетёте семь верст до небес и всё лесом. Чего думаешь, что ты самый умный, да? Я вас предателей за полуверсты чую. Давай говори почему ты со своими окруженцами не поддержали со стороны бой у реки, когда наши бойцы на амбразуры бежали?
— Я не понимаю, о чем вы?
— Хех, ну ты даешь! На тебя показания написали твои же ребятки, что агитировал о переходе к врагу, проявил трусость, когда они тебе предлагали атаковать! Что память отшибло уже?
— Гражданин следователь, не было такого! Нам воевать уже нечем было, одни винтовки пустые! Да что там винтовки, сил не было ни на что!
— Ах сил не было?! Ну да, а на трусость и паникерство сил хватило? Молодец! Сержант, помоги-ка ему вспомнить! — переведя взгляд с меня на позади стоящего бойца, приказал он.
Тут же почувствовав сильный удар в спину, я рухнул на его стол, разбив себе бровь.
— Подними его!
Дежурный поднял и усадил меня на стул.
Зубов успокоившись указывая глазами на рядом стоящую кипу папок, сказал:
— Ты видишь вот эту стопку? Видишь?
— Да вижу…
— Это все тебе подобные! И мне эту кипу надо разрешить, понимаешь? Давай! Облегчишь душу себе заодно! А? Товарищ бывший сержант! Ни к чему тебе эти геройства и игры в молчанку, мы все равно добьёмся своего, только это будет уже больнее! Ну так что? Будешь говорить?