— Вон командир бегает! А ты откуда такой красивый?
— Да я из Москвы. Вот получил назначение к вам в качестве санинструктора! — подтягивая ремень винтовки, ответил я.
— А-а-а, вон оно что! Это теперь у нас своя медицина есть? Ты у нас один на всю роту будешь! А то третьего дня убило нашего фельдшера и лечить некому стало. Ты, кстати табачком не богат часом? А то курить хочется, страсть! — спросил ополченец, указывая рукой на мой вещмешок.
— Да откуда дядь, самому охота пару затяжек сделать. Так, где мне командира искать?
— Хех, ну ладно! Идешь значит за дальний окоп, там будет землянка. В землянке он и бывает!
— Спасибо, отец! — похлопав по плечу собеседника, я тут же проследовал к указанному месту.
Возле командирского блиндажа стоял часовой. Его лица не было видно, а шинель полностью окутана снегом.
— Товарищ, а ротный Зайцев, здесь?
Тот, спустив с пол лица шарф, ответил:
— Здесь! А ты кто такой?
— Видите ли, я ваш новый санинструктор, не могли бы вы доложить обо мне!
Немного ухмыльнувшись, он зашел в землянку. Через минуту открылась дверь, и оттуда раздался почти детский голос:
— Заходите, кто там?
— Товарищ лейтенант! Санинструктор сержант Петровский прибыл для дальнейшего прохождения службы!
Худощавый юноша лет двадцати пяти, с оспенным лицом, протягивая мне свою сухую и теплую руку, представился в ответ:
— Здравствуйте, я лейтенант Зайцев! Командир роты народного ополчения и начальник укрепрайона.
После рукопожатия, он предложил мне сесть у ярко красной от огня буржуйки.
Параллельно клацая своим именным портсигаром, он рассказывал:
— Видите ли, товарищ сержант, я тут человек новый. Я даже не имею отношения к армии. Я был зав складом в продмаге. Как немец к Москве подошел, так нас сразу эвакуировали в Куйбышев, а я решил вот остаться. И остался на свою голову. Всучили, простите, шпалы в петлицы и зачислили в армию.
— Кубари!
— Что простите?
— Ни шпалы, а кубари в петлицах! Шпалы это уже от капитана и выше.
— Гм, вот видите, я даже в званиях толком разобраться не успел. Однажды на построении, представляете, я заместителю командующего фронтом, воинское приветствие не так отдал, к пустой башке руку приложил, так меня за это заставили два битых часа устав учить. Еще и выговор объявили.
(Улыбаюсь)
— Вот вам смешно. А там перед строем молодых мальчишек, такой гогот стоял мама не горюй. Это я к тому веду, что тяготит меня эта вся армейская муштра.
Вглядываясь в его интеллигентное, совсем молодое лицо, я с удивлением спросил:
— А почему вы не сказали об этом командованию? Ведь как я понимаю, это самый важный участок на Московском направлении?
— Да говорил! Рапорта писал, а толку, — опустив глаза, тяжко вздохнул он. — А вы, случайно, не имеете опыта в руководстве?
— Кто? Я? Нет! — улыбаясь, ответил ему. — Я не успел кем-либо покомандовать. Все время по тылам противника да в окружении. Куда там.
— Может, раз так совпало, вы будете моим заместителем? — скромно, смотря из-под шапки, предложил он.
— Спасибо за доверие, товарищ лейтенант я постараюсь!
— Ну, вот и ладушки! Вас как зовут?
— Алексей!
— Очень приятно, а я Егор!
(Протягивает мне папиросы)
И мы закуриваем. Несколько штук я закладываю в шапку. «Ох как приятен этот дым отечества!» — как сказал бы сейчас Чацкий великого Грибоедова.
Егор ни на секунду не выпускал папиросу из рук. Параллельно вытащил свой планшетник с картой и стал обрисовывать мне сложившуюся обстановку в данном районе. Из его доклада я понимал, что скоро по всему фронту начнется контрнаступление, которое отбросит немца от стен столицы. Наша задача была приоритетной. Под прикрытием артиллерии захватить Наро-Фоминск и удерживать до подхода основных сил. Дивизия ополчения имела в своем составе восемьсот штыков. Эта наскоро обученная масса, состоящая в основном из мужчин пожилого и среднего возраста, должна была наступать с винтовкой в руках на подготовленного врага, который во много раз превосходил нас в силе и технике.